И Немла согласилась. Но, отведя первых орков на край земли, поняла что не сможет поднять руку на своих детей. Тогда богиня пала перед ними ниц и, рассказав обо всем, вознесла кинжал, который дала ей Лантишан, чтобы совершить страшное убийство, и вонзила его себе в сердце, сказав, что лучше умрет сама, чем позволит им погибнуть от гнева своей завистливой сестры.
Вот так великая милосердная Немла, желая защитить своих детей, пожертвовала им свою жизненную силу, дабы те жили долго и свободно. Были сильны и мудры, и ни перед кем не склоняли головы!
Так и случилось. Приняв смерть ради орков, Немла освободила их от коленопреклонства и зависимости от единого источника магии в мире. Рассверепев от от того, что сестра не послушалась ее, Лантишан удалилась в дремучие леса, желая создать существ превосходящих орков во всем, чтобы те истребили их. Но все-то у нее не ладилось, существа получались слабыми и глупыми, пока богиня наконец не додумалась вливать каждому из них в уста свою собственную силу. Тогда в конце-концов она добилась своего и первые леса заселили остроухие, тонкокостные эльфишки. Умелые в магии, но совершенно неприспособленные к жизни без нее.
Соплеменники Ульда жили может и не так долго, как их дальние родственники, зато их силы питала магия, которая шла изнутри самих орков. От того все они были не в пример мощнее эльфов физически, имели крепкое здоровье, а главное свободолюбивый дух, которым остроухие похвастаться не могли. И пусть магические способности эльфов были куда сильнее – это не стоило рабского ошейника, который нацепила на них, всех и каждого, их собственная мать – непогрешимая ясноликая Лантишан.
Глава 8
Ульд тяжело поднялся с земли, поправляя на себе одежду и замер, сверху вниз глядя на застывшую у его ног обнаженную эльфийку. Ее бледная тонкая кожа, словно светилась изнутри лунным светом… или ему просто так казалось? Белые волосы шелком струились по хрупким плечам, обнимая упругими локонами маленькие груди с острыми розовыми сосками. Но лучше всего в приглушенном мраке предрассветных сумерек ему были видны ее глаза – яркие, блестящие, словно большие чистейшие изумруды. Она действительно была так прекрасна или это ему лишь казалось из-за того что они судьбой предназначены друг другу? Хотя… имеет ли то хоть малейшее значение, после того как все случилось именно с ними. С эльфийкой, чей клан вероломно напал и истребил караван, возвращавшийся домой после долгого похода, и орком, который всего несколько часов назад отдал приказ уничтожить всех жителей ее родной деревни ради мести.
Знает ли она, что отныне одна в этом мире и лишь он, убийца ее близких, ее единственный защитник? Сможет ли простить его… даже не так – сможет ли понять и принять?
…а полюбить?…
Ульд тряхнул головой, отгоняя тягучий морок тяжелых мыслей и эльфийка отпрянула от него в страхе. Это не укрылось от его взгляда и больно кольнуло орка в самое болезненное место – куда-то под ребрами, глубоко, где никогда еще не болело.
Его собственные чувства были для Ульда загадкой. Сейчас он ощущал себя оголенным нервом, куском плоти, сжавшимся в ожидании нового болезненного укола, но старался не подавать виду. Чувствовала ли его нареченная то же самое? Или для эльфов все иначе?
От внезапной мысли о том, что его арана могла и вовсе ничего не чувствовать к нему, Ульд едва не вскрыл ногтями кожу на своих огрубевших ладонях – так сильно мужчина сжал тяжелые кулаки.
Орк и эльфийка предназначенные друг-другу? А ведь он даже подумать не мог о том, что такое возможно! Что это, если не козни коварной эльфийской богини? Вот только зачем ей соединять судьбу ненавистного потомка сестры с возлюбленной дочерью… а самое главное, как ему, будущему предводителю клана, теперь с этим жить!?
Стараясь больше не смотреть на нее, чтобы не выдать своих мыслей, Ульд сорвал с плеч мертвого Оргри плащ из грубой, но теплой шерсти и швырнул его эльфийке.
– Оденьсяэ. – Бросил он через плечо на эльфийском, уже отвернувшись от нее, для того чтобы вернуть на бедра пояс для ножен от меча и двух кинжалов.
Меч и один из кинжалов лежали тут же, а о том где второй он догадался по тихому шелесту стали за спиной.
– Уверена, что хочешь начинать это снова? – спросил он не оборачиваясь. – Если желаешь, я могу сломать тебе обе руки. Они не сильно пригодятся в дороге.
Он не увидел, но почувствовал, что эльфийка пошатнулась на ватных ногах и нерешительно опустила кинжал обратно в траву. А сразу после всхлипнула. Да так громко и жалобно, что Ульд поморщился, как от зубной боли.
– Что ты сделал со мной? Это какая-то ваша магия, да? – спросила она надрывно и будто бы даже с надеждой. – Сними свои чары… слышишь? Сними их сейчас же!
– Глупайа эльфья.
Проворчал орк сквозь зубы и прошелся вперед, мимо тел своих воинов, собирая то, что позволит родичам почтить их память. У Оргри нашелся амулет из клыков медведя, Марграг носил кожаный браслет, украшенный клепками из бронзы и латуни, а у Верга пришлось вырвать нижние клыки. Этот бурвадег был из хоргюргов – жрецов Немлы, превыше всего чтивших аскезу. Они не брали себе доли из награбленного, не украшали себя и не имели личного оружия – для хоргюргов все оно было общее. Уходя на битву они брали что приглянется из монастырской оружейной и туда же возвращали, если не случится пасть или потерять его в бою. Подобно Немле, отрекшиейся от жизни ради своих возлюбленных детей, ее жрецы без страха жертвовали всем ради блага соплеменников.