— Наш сын — он умер. Он, — кивнул он в мою сторону, — жив, и пришел нам об этом сообщить. Так ведь?

— Так, — еще никогда слова не давались мне так тяжело.

Хозяйка дома, молча, медленно, очень медленно развернулась и вышла в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь. Оттуда послышался тихий, горький, тяжелый плачь.

— Ну, говорите, — обратился он ко мне.

— Что говорить?

— Скажите, что он умер для начала. Потом скажите, что он герой; что его будут помнить; что вы нас не оставите; что он, в конце концов, отдал долг.

— Я…

— Он ведь у нас поздний ребенок, — он присел на стул и опустил голову, упершись взглядом в узор ковра. — Мы долго не могли родить — не получалось, а потом чудо послало нам его. Как мы были счастливы. Ночи не спали, но нам это было не тяжело, а только в радость. Потом я учил его всему, чему отец может учить сына. Мы его сами вырастили, без чьей-либо помощи, но потом приходите вы и вам подобные и говорите, что юноша должен отдать долг. Вот только у кого он занимал, или мы занимали — не понятно. Вроде все сами, но долг откуда-то берется. И что получается: жизнь ему дали мы, а должен эту самую жизнь он вам. Как так? Я, право, не понимаю. Может, вы знаете? В какой момент он занял эту жизнь у вас? Или у кого там?

— Я…

— Да, да, вы. Все у вас я, да я. Можете наказать меня за мою дерзость — мне уже плевать, — голова опустилась на ладони, закрывая лицо.

— Ваш сын, правда, герой. Хочу заверить вас, что вас не оставят. Вы будете обеспечены всем необходимым. И его, и жертву, которую он принес, будут помнить, — попытался я хоть как-то что-то сказать.

— Теперь пытаетесь обменять его жизнь на ваши жалкие золотые, — хмыкнул он в отчаянии. — Будут его помнить.…И сколько же вы будете его помнить? Пока не пройдете вон тот порог? Помнить его будут только два человека, и, заверяю вас, ни один из них не вы. А затем, когда эти два человека уйдут — осталось этому не так уж и долго, — помнить никто его уже не будет. Разве только, если кто-то не обратит внимания, проходя мимо его камня.

За дверью стало тихо.

— Ммм…жива, но жить перестала. Скоро и меня это ждет, — вздохнул он. — Что же до ваших денег — оставьте их себе. Себя мы прокормить можем, — махнул он рукой в сторону мастерской. — Хотя, думаю, еды нам теперь нужно будет меньше. Как думаете, мы можем на вас злиться?

— Полное право.

— А вы смешной. Полное право, — повторил он эти слова в той же манере, как я только что. — Нет. Лжете вы. Все вы вечно лжете, говоря, что заботитесь и думаете о нас. Нет, вам бы лишь свою шкуру чистенькой и ухоженной иметь. Хотя всех остальных вы тоже иметь хотели. Вот вы говорите, что будете помнить его. Это так?

— Всегда.

— Тогда назовите мне его имя.

— Его…, - только сейчас я понял, что не знал ни одного из них по имени. Я вообще почти ничего не знал о них, кроме их места проживая, о чем только перед посещением и разузнал. Как же мне было сейчас стыдно.

— Просто уйдите, и, прошу вас, больше никогда не переступайте нашего порога. А если встретимся где-нибудь, сделайте вид, что не узнали, — он погрузил лицо в ладони и больше на меня не обращал никакого внимания, уйдя в свое горе.