Когда проходил шлюзовую камеру, услышал приглушенную ругань:

— Какого хрена ты до него докопался, баран?! — вопрошал смутно знакомый голос.

— Он же из этих… они же не должны так… ээ… реагировать… — оправдывался голос, недавно раздававшийся из динамика.

— Изменённые, чтоб ты знал, вообще-то тоже людьми считаются!

«Ага, считаются!» — хмыкнул про себя я. — «Только вот далеко не всеми — многие нас больше за машины принимают, а если и за людей, то даже не второго, скорее, третьего сорта! Хотя, надо признать, насчёт машин… доля истины в этом присутствует».

— Хочешь, чтобы он, проходя мимо, «случайно» тебе на ногу наступил так, чтоб ты упал, а потом в попытке тебя поймать «случайно» сломал тебе руку в трёх местах? — продолжал нравоучения первый.

— Так они же это… им же нельзя… в смысле, не могут они …?

— Этот может! Всё, сгинь с глаз моих!

Сержант Рон встретил меня у выхода из шлюза — я участвовал с ним в одном деле совместно со стражей и узнал его сразу. Стража тогда кого-то ловила, контрабандистов, вроде, я особо не вникал (мне сказали, что серьёзной угрозы они не представляют даже для патрульных городской стражи, а я придан в усиление — я принял). Изменённые, работающие на корпорацию на постоянной основе, обязаны сотрудничать со стражей, всячески помогать и способствовать, впрочем, как и в обратную сторону. Помогать — да, любить и уважать — не обязательно! Хотя этот сержант — нормальный мужик, так сказать, с понятием. Мы тогда с ним послонялись по городским улицам, разговорились… в общем, к нему я никакой неприязни не испытываю, мы, наверно, даже могли бы стать с ним неплохими приятелями, если бы не случившееся под конец нашего совместного патрулирования происшествие.

Всё вроде было спокойно, даже шум облавы доносился издали — за несколько кварталов от нас. Я как раз рассказывал Рону очередной анекдот из жизни нашей армии и полиции, когда из переулка на нас вынеслось четверо абсолютно обалделого вида мужиков с оружием в руках. Вооружены, надо сказать, они были кто во что горазд: топоры, мечи, дубинки. И вместо того, чтобы броситься врассыпную, эти олухи не придумали ничего лучше, чем броситься с этим оружием на нас. Я в те времена ещё не до конца освоился со способностями своего нового тела, да и ошарашен был подобной встречей. Да что там ошарашен — я просто испугался, я ведь тогда ещё ни разу не дрался с людьми (в прежнем мире и в тренировочных спаррингах с другими изменёнными — не в счёт). В общем, я помог Рону задержать последнего, попросту оглушив ударом открытой ладони по затылку. А первых трёх изрубил не то чтобы в капусту, но стражникам потом пришлось разбираться, где от кого части лежат.

Рона от такого зрелища стошнило, да и меня тогда, подозреваю, от дела рук своих не вырвало только благодаря тому, что функции очистки в изменённом теле включаются по несколько иным алгоритмам. Короче говоря, приятелями мы с сержантом Роном не стали — да и какая уж тут дружба, когда он меня боится так, что, хоть коленки от страха и не трясутся, но к этому близко.

— Эээ… Искандер, ты это, извини, что так… — видно было, что Рону и правда неудобно за этот инцидент.

— Да ладно, — махнул я рукой. Злость уже отпустила, да и не вымещать же теперь на всех злобу из-за одного недоумка. — Проехали.

— Чего? А… ну, да. А, это, Искандер. Насчёт рапорта… обязательно?

— Тебе тоже влетит?

— Конечно, — вздохнул Рон и попытался почесать латной перчаткой закованный в панцирь загривок, потом сплюнул и продолжил. — Премии лишат, может, и взысканье наложат…

— Тогда забей на рапорт.

— Чего?

— Не надо, говорю, рапорт. Обойдусь.

— Ага. Спасибо, Искандер, а я этому… я его…