Глава 15. Лелия обоюдоострая

Только весной все меняется так быстро. Еще вчера, направляясь из Дряхлицына в бывший санаторий “Картонажник”, Вика хлюпала каблуками в грязи и перешагивала через полноводные канавы. За день земля подсохла и сделалась вязкой, как пластилин. По горкам и вовсе было легко идти. И Анютка, и Антон поначалу радовались нежданному путешествию. Однако вечер наступил слишком, по Викиному разумению, быстро. Среди сосен длинно легли синие тени и оранжевые закатные лучи, ровные, как половицы. В тишине только птицы перекаркивались, и по этим ближним и дальним крикам было ясно, что лес огромен, и неприятно было смотреть, как по обеим сторонам дороги в бесконечные дали и глубины уходили бессчетные сосновые стволы. “Ну и глухомань!” — ужаснулась Вика. Она вспомнила ею же сочиненные страшилки про разбойников, которым не поверил Антон. Захотелось даже назад повернуть. Скоро она заметила, что старые сосны стоят не вразброд, а выстроились правильными рядами вроде колоннад. Через несколько шагов колоннады снова разбежались беспорядочным частоколом. “Лес этот саженный, — догадалась Вика. — Никакой не девственный урман, и чертовщины здесь нету”. Она двинулась дальше и попыталась отвлечь себя от страхов размышлениями. Интересно, почему санаторий, стоящий в сосновом бору, обсажен исключительно елями? В этом выразился пафос покорения природы, который царил в старину, в советское время? Или посадили то, что завезли по разнарядке?

Через полчаса лучи и тени исчезли, сияло только небо. Птицы смолкли. Лес стал казаться еще выше и бесконечнее. Под его сводами иногда проносились непонятные сухие шумы и трески. С мертвой хвойной земли потянуло холодом пополам с темнотой.

— Ой, мама, там волк сидит! — испуганно зашептала Анютка и стала цепляться за Викину тяжелую сумку.

— Волков и медведей тут быть не может. Сейчас экология плохая. И поезд вон слышно, — отозвался положительный Антон. Вика, хотя душа ее глупо порывалась уйти в пятки, поддержала юного Гузынина:

— Конечно, зверей здесь нет. А по выходным и вовсе в лесу полно народу — на той поляне, смотрите, костер жгли, веселились, бутылок накидали.

Вика хотела держаться беспечно, но ничего не получалось. Типичный мусор пикника и огромное черное кострище казались ей остатками пиршества каннибалов. Она пожалела о том, что повела детей по этой заглохшей дороге. Надо было пойти по просеке, расчищенной для шоссе европейского уровня. Просека, конечно, сулила потери во времени — чтоб попасть на нее со станции, нужно обогнуть како-то лысый холм и насквозь пересечь Дряхлицыно. Это пустяк, минутное дело для машины, но не для ног, детских особенно. Зато на просеке так порезвились бульдозеры, что никакой волк не примерещится!

Бетонная стена “Картонажника”, забелевшая наконец вдали, очень Вику обрадовала. Когда дети забарабанили кулаками в железную дверь, Джинджер отозвался мгновенно: его лай далеко огласил сумрачные леса, почти отчаянно зацарапали изнутри о калитку.

— Раз есть собачка, будут и подснежники! — обрадовалась Анютка. — Подснежники, а не разбойники!

— Римма Васильевна, это я, Виктория! Которая была у вас вчера! — пыталась объясниться Вика, но ее тонкий голосок не мог сравниться с луженой глоткой честного Джинджера. Однако что-то Римме Васильевне расслышать удалось, потому что калитку она открыла.

— Ах, вы с детками? — изумилась она. — Вот это, как я понимаю, ваша дочка? А ты, малыш, кто?

— Гузынин Антон, улица академика Чицына, дом восемь, квартира двести двенадцать, — представился невозмутимый Антон. Римма Васильевна растерялась. Такого скорого и массового нашествия гостей она явно не ожидала.