Я активировал навык полной трансформации, полностью покрыв тело прионовой броней. Сразу стало легче дышать, и в голове прояснилось. С грустью посмотрев на запас приона и трехминутный таймер работы навыка, я обнажил черные клинки и бросился на Папая.
Он отбивался, но был тяжелее и все время оглядывался, чтобы не угодить в провал. Я легко уклонился от его удара, и в несколько прыжков по островкам оказался у него за спиной. Подрубил ему сухожилие под коленом, обратным сальто ушел от его попытки рубануть меня с разворота — и пробил клинком в открытое горло. А потом просто пнул ногой, сбрасывая тело в провал.
Меня окутало голубое сияние, раздалось вширь и сформировало кокон, очень похожий на защитный купол жрецов в призрачном видении. Брызги лавы скатывались с него, не проникая внутрь. Я полез искать уведомления в системе, чтобы понять, что это за эффект. Но кроме отметки об опыте ничего не нашел.
А потом я обернулся к колодцу и увидел возле него жрецов.
Они во всем походили на тех, что были в «кино», только на этот раз предстали передо мной во плоти. Алая лава стекала по их плечам, не причиняя вреда.
Я трижды перечитал последнюю строчку, прежде чем понял, что она намекает на защитный амулет. Снял его — и урон снизился еще на двадцать процентов.
Лава уже заполнила зал, поглотила все островки, огибая только мой купол. Я рискнул отменить трансформацию, помахал жрецам и поскакал на выход, утопая в лаве по щиколотку. Ступни обжигало, как будто я бежал босиком по песку в сорокоградусную жару, но терпеть было можно. Да и урон проходил смешной по меркам моего запаса здоровья.
Выскочив наружу, я бросился прочь из пылающего города. Лава, огонь, взрывы — все так и норовило меня прикончить. Я перепрыгивал лавовые потоки и уворачивался от летящих камней после каждого подземного толчка. А если перепрыгнуть не получалось, стискивал зубы и бежал напролом, потом отпаиваясь зельем здоровья. Несколько раз менял направление, заметив впереди либо сплошной завал, либо отблески молний, знакомые мне до боли.
Призрачное кино крутилось без перерыва. То слева, то справа проявлялись кадры из прошлого. Местные жители, покрытые такими же коконами, как у меня, счастливо избегали смерти от раскаленной лавы. А вот захватчики, будто спички, прогорали дочерна моментально.
Может, мне показывали сейчас нереализованный вариант — как все сложилось бы, если бы гвардейцы поддержали жрецов. Но если «кинохроника» отражала игровую реальность, то следовало признать, что не всем сценаристам было плевать на местных. Большинству горожан удалось-таки пережить извержение.
Навстречу мне вылетел драйк, раздулся и заискрился молниями. А в следующую секунду я всерьез испугался за свой рассудок — потому что услышал, как драйк говорит со мной. Причем воспринимал я это не через звук, а иначе. Высокий голос ввинчивался напрямую мне в мозг, неразборчиво повторяя какую-то тарабарщину:
— Отойдите… О той дите… О дай дите… Отдай дитя…
Голос был наполнен таким отчаянием, такой болью, что у меня свело скулы. Эмоции существа буквально захлестнули меня — я сбился с шага, споткнулся и упал на колени в лужу лавы. Кокон дрогнул, но выдержал. Мне почудилось, что я лечу сквозь туман над скалистой пустошью. Но полет не приносил радости, потому что внизу, в расселине, мне все яснее виделось разоренное, пустое гнездо.
Я почувствовал системную вибрацию от обновления дневника Артейла. И наконец-то понял, почему драйки гнались за мной. А заодно узнал, чем на самом деле была фальшивая Слеза Авроры, которую я таскал с собой постоянно. «Детеныш драйка, яйцо» — именно так система теперь обозначила этот шар.
И что делать-то?
Я отдал бы шар, не задумываясь, лишь бы не ощущать ту боль, которую мне транслировал монстр. Или не монстр, а мать, прилетевшая, чтобы вернуть птенца.
Но мне сейчас тоже нужно было это яйцо.
Очередное «отдай» оборвалось на полуслове — сгусток лавы, вылетев из-под земли, попал в драйка и отбросил далеко за пределы видимости. Давление на мозг прекратилось, я тяжело поднялся и побрел прочь из города.