— Ты сильно рискуешь опоздать на так называемое чаепитие с президентом. А я не могу допустить, чтобы ты поставил под удар все, ради чего мы положили столько сил, бездельничая здесь в ожидании своей драгоценной «царицы».

— Она отправилась за покупками! — по-настоящему взорвался наконец Александр. — У нее, видите ли, шопинг! Вокруг нее соберутся толпы зевак! Всем до единого станет известно, где она сейчас. А что, если…

— Ее отыщет брат? — с ледяным спокойствием закончила его мысль баронесса.

— Да.

— Тогда придется немножко поработать полковнику Мурзину, не так ли? — с той же прямотой проговорила баронесса, не отводя от него взгляда. — Ты хоть понимаешь, что это означает? — продолжила она. Ее голос внезапно стал мягким, даже каким-то отстраненным, почти шелковым. — Понимаешь, что такое быть царем? — Она не отрываясь смотрела ему прямо в глаза, но вдруг отвернулась, подошла к окну и продолжила свою речь оттуда: — Сознавать свою неограниченную власть. Сознавать, что вся эта земля и все, что есть на ней — города, люди, армии, реки и леса, — это твое. — Баронесса выдержала паузу, чтобы ее слова дошли до сознания сына, а затем медленно повернулась к нему. — После коронации, мой милый, ты получишь эту власть навеки. И никто никогда не отнимет ее у тебя. Потому что ты готовился к ней, пролил ради нее кровь. У тебя будут силы и средства для того, чтобы защитить свою власть. Господу было угодно, чтобы я дала тебе жизнь, понеся от самого благородного семени России. Когда-нибудь у тебя будут свои дети, а у них — свои. Это будут наши дети, мой милый. Все они — мои и твои. Династия возродилась. Династия, которой будут бояться, восхищаться и которой будут безропотно повиноваться. Династия, которая когда-нибудь превратит Россию в самую мощную державу в мире. — По губам баронессы опять пробежала мимолетная улыбка, но ее глаза тут же сузились, а в голосе зазвучала сталь: — Но при всем том ты еще не царь. Господь посылает тебе новые испытания, и Гитинов — это меч в руке Божьей.

Медленно, почти неслышно баронесса двинулась к Александру, словно гипнотизируя его взглядом.

— Царь — это владыка. А владыка обязан быть мудр и хорошо знать своих врагов. Он обязан понимать, что недоверие или амбиции какого-то политика — это не то, из-за чего можно рисковать собственным будущим и будущим своих детей. Он обязан сознавать, что до тех пор, пока корона не увенчала его голову, будущий царь остается во власти этого политикана. Президент Гитинов влиятелен, проницателен и очень опасен. И обращаться с ним следует как с опасным инструментом. Его нужно ласкать, обхаживать, тихонько дергать за ниточки, как марионетку, пока он полностью не поверит в то, что ты не представляешь для него никакой опасности, что не мечтаешь ни о чем, кроме как стать номинальным монархом, который всю жизнь будет оставаться в его тени.

Баронесса остановилась перед Александром. Взгляд ее оставался прям и тверд.

— Как только это будет сделано, корона наша, — прошептала она. — Ты хорошо понимаешь это, мой милый?

Александру хотелось просто повернуться и уйти, но он не мог пошевелиться. Слишком велика была исходящая от нее сила.

— Да, баронесса, — сами собой прошептали его губы в ответ, а голос предательски дрогнул. — Понимаю.

— Тогда пусть Мурзин остается здесь, со мной. А ты немедленно возвращаешься в Москву, — сказала она как отрезала.

Александр безмолвно стоял и смотрел на нее словно пораженный молнией. Две простые мысли, одинаково злобные, терзали его сейчас. Так кому же в действительности будет принадлежать корона — ему или ей? И кто в большей степени марионетка — Гитинов или он сам?

— Ты слышал, что я сказала, мой милый? — Гневные нотки ее голоса ранили его.

— Я…

— Что?

Александр задержал на ней свой взгляд еще на несколько секунд, испытывая желание высказать ей все сразу. Заявить раз и навсегда, что с него хватит всех этих ее манипуляций. Но жизнь научила его, что такой ответ лишь вызовет бурю. Как и прежде, в нынешней ситуации шансов на то, что последнее слово останется за тобой, не было никаких.

— Ничего, баронесса, — наконец выдавил он из себя. А затем повернулся на каблуках и вышел вон.