— Да, — отозвался целитель и встряхнулся, — впечатляюще. Должно быть, это сильно взбудоражило умы тех, кто не привык к образам.

Он произнёс это после того, как не менее получаса обдумывал услышанную сутру, сидя неподвижно и закрыв глаза. Впрочем, видеть его глаз Унэн не мог, да и занят был: двигаться по неизвестному проходу — дело непростое и опасное. Он извёл уже два светящихся мелка, обозначая условными символами места, где они побывали.

Вопреки мнению Айзалы, он не стал брать с собой менее опытных исследователей. К чему? В случае опасности они — только лишняя обуза, а доведись сражаться — более других рискуют своими жизнями. Их же пара, человек и флосс — была более чем дееспособна в большинстве ситуаций, которые только можно себе вообразить.

Хотя, конечно, непредвиденные случаи потому так и зовутся, что предугадать их невозможно.

Унэн лишь пожал плечами в ответ. Впереди показался тупик, и сейчас предстояло либо возвращаться — двумя километрами ранее было ответвление прохода — либо проникать за скрытую дверь, если таковая объявится.

— Как же ты тогда определяешь разум? — спросил Шассим и Унэн в который раз подивился его способности быстро менять тему беседы.

— Как способность задаваться вопросом о смысле существования, — ответил он после некоторого раздумья. На самом деле монах несколько покривил душой, поскольку полагал, что только боги и другие над–разумные существа могут дать определение разуму. Как рыбе осознать, что её пруд — далеко не весь мир? Пожалуй, что никак.

— Интересно, — отозвался целитель. — По моему мнению, разум определяется скорее способностью создавать и использовать знаковые системы.

— Тогда выходит, что муравьи тоже разумны. И пчёлы, и бог весть кто ещё.

— В какой–то мере — несомненно, — подтвердил Шассим. — Ты же знаешь, что с точки зрения Ордена весь Ралион — единая разумная система. Мы — лишь малая её часть.

Унэн не стал уточнять, что такое «мы». Он подошёл поближе к тупику и осторожно уселся, не снимая с себя планку–насест. Нагрузка в виде восьмикилограммового флосса не повредит. Учитывая, что в монастыре жизнь, конечно, далеко не сидячая, но уж больно однообразная.

В смысле удручающего постоянства распорядка.

— Ну что же, меня это не задевает, — Унэн уселся поудобнее и уставился на стену, преграждающую им путь. — Это, как говорили мне наставники, лишь одна из тысячи граней, определяющих сущность. Кое–кто считает, что разум — это то, что позволяет оперировать отвлечёнными понятиями. Среди Ольтов популярно мнение, что разум — способность к созидательной деятельности. И многие другие мнения. Окончательного определения, по моему мнению, вообще быть не может, а все частные более или менее хороши.

— Однако, когда мы сталкиваемся с новым проявлением разума, зачастую требуются огромные усилия, чтобы признать — как ты говоришь? — новую грань.

— Вероятно, поэтому не следует считать, что есть какой–либо способ определить, является ли данное существо разумным. Не то участью большинства станет жизнь в клетках. И то в лучшем случае.

Целитель некоторое время молчал.

— Боюсь, что ты прав, — изрёк он, в конце концов. На том беседа временно прекратилась.

Ибо заставить говорить Флосса, у которого нет желания вести разговор, немногим проще, чем научить камни разговаривать.

— Тысяча граней, — произнёс Норруан неведомо откуда пришедшие на ум слова. Обратил свой взор на северо–восток. Там красовались лёгкие белые облака… и где–то в том же направлении только что открылись Ворота, пропуская пришельца из иного мира.

Над которым не властна здешняя магия. Что, в общем, не очень страшно: то, что ходит, дышит и ест, можно уничтожить. Однако Норруан был не в состоянии почувствовать, где в данный момент находится Гость и тем более прочесть его намерения.