— Ясно, — Норруан внимательно смотрел в выпуклый, блестящий её глаз. — Но признайся, Морни, ты всё же чего–то хочешь от меня. Хотя знаешь, что мне нечего тебе дать.
— Нет, — ворона наклонила голову и посмотрела на него другим глазом. — Ты не принадлежишь Зивиру. Ты — откуда–то
— Я не помню, откуда пришёл, — медленно произнёс Норруан и прикоснулся рукой к жезлу. — Я очнулся здесь, у замка, одетый в эту гадость, — он указал на свою одежду (способную, по слухам, противостоять объединённой магической мощи Зивира). — Всё. Ничего, кроме имени. И приказ — похоронить останки вашего мира.
Ворона отодвинулась от него.
— Ты пугаешь меня, — произнесла она. — Я знаю, что большинство из того, о чём говорят там, — она кивнула в сторону севера, где выделялся чёткий силуэт Иглы, — не более чем вымысел. Но чтобы ты не знал, откуда появился и кем был прежде… Как это может быть?
Норруан почувствовал, что смертельно устал.
— Давай спустимся, — ответил он, помедлив. — Мне необходимо чего–нибудь выпить. Там мы и ответим друг другу на вопросы.
Унэн вздрогнул, замерев посреди фразы. Ему показалось, что перед ним, поблескивая глазами, сидит не флосс, а огромная, с гуся величиной, серая ворона. Видение, впрочем, тут же рассеялось.
— О чём я говорил? — спросил он, когда осознал, что никакой вороны перед ним нет.
— О том, как ты впервые появился здесь, на Ралионе.
Монах кивнул. От Шассима исходил густой запах пыли и паутины… впрочем нет, что за наваждение! Он помотал головой. От флосса пахло флоссом. Едва ощутимый запах. Ничего особенного.
— С тобой всё в порядке? — слова хрустальными шариками падали в глубине его сознания и со звоном распадались на фрагменты.
— Да, — ответил Унэн и понял, что это правда. Перед ним сидел Шассим, а не ворона; вокруг была пещера — сухая и чистая; никто посторонний не вторгался в его разум. Неужели я так устал? — мелькнуло в сознании. Никогда мне ничего не мерещилось.
Он вспомнил свои первые минуты в этом мире.
Камни под ногами; туман в небесах, на земле и в голове. Тёплый ветер, накатывающийся ароматными волнами. Сотни сияющих радуг вращаются перед глазами. Музыка сфер, постепенно замирающая где–то на пределе слышимости.
И холод, сотней золотых игл вонзающийся в босые ступни. В новый мир он пришёл нагим, как обычно; но не беспомощным младенцем. Разум его был с ним, и лишь память не желала по доброй воле отдавать ни крупицы знаний. Вспоминались светящиеся спирали под ногами — в пространстве, где никогда не было материи. И чей–то смех… или не было смеха? Он не мог точно сказать.
Когда туман рассеялся, новый мир обрушился всеми своими красками, запахами и звуками, а также теми ощущениями, для которых ещё нет названий. Унэн помнил только, что несколько часов стоял неподвижно, позволяя разуму скитаться свободно, пока его имя не всплыло из небытия.
Возникнув, оно связало его с новым миром, в котором ему предстояло жить… кто знает, сколько лет?
Он оглянулся и увидел, что со стороны величественной крепости, что венчала вершину ближайшей горы, к нему спускаются люди, в бело–зелёной одежде. К тому моменту, когда они добрались до него, Унэн уже спал. Страшная усталость сковала его и несколько долгих дней не отпускала своей хватки. Прибывший не чувствовал, как его осторожно поднимают и несут куда–то.
Когда он очнулся, то увидел на стене знак, смутно напомнивший ему что–то. Неоднократно виденное, но прочно забытое. Два круга, вложенные один в другой; лук со стрелами, пара крыльев и дерево.