— Грех жаловаться… Но что мы тут стоим? Идем в дом. Ты, я надеюсь, у нас погостишь?
— Принимаю с благодарностью. Мне было бы очень кстати пожить в деревне — после объясню. Если это только удобно…
— Ну вот еще, пустяки — у нас, видишь, какое население! Так редко приходится встречаться с прежними однокурсниками… Да, кто-нибудь… Ну ты, шустрая, садись в пролетку, прокатись до конюшни: скажешь Арсению, чтобы позаботился об ямщике и лошадях. Давай вещи.
Дети насели в экипаж, молоденький, застенчивый офицер подхватил саквояж Вольского. Петр Александрович повел гостя в крыло дома, предназначенное для приезжих, крикнув на веранду:
— Юлинька, это мой товарищ по университету, потом приведу представить.
В коридоре Вольский посторонился, чтобы пропустить шедшую им навстречу коротко стриженную девушку в простенькой блузке без рукавов и узкой пикейной юбке. Бросились в глаза ее пушистые, очень густые, сходившиеся на переносице брови и яркие полные губы. Вольский невольно посмотрел ей вслед.
— Твоя соседка, вон ее комната. Это племянница жены, гостит у нас. Наверняка подумал — бестужевка. Ничуть. Воспитанница Смольного! Странная прическа для институтки, не правда ли? Как-нибудь потом расскажу. Располагайся, освежись, тут вот умывальник, все прочее… Через полчаса зайду.
Однако Вольский попросил своего хозяина задержаться и притворил дверь в коридор.
Примерно через полчаса Петр Александрович вышел из комнаты, постоял на веранде, задумчиво потирая лоб, и отправился разыскивать Юлию Владимировну. Он был явно озабочен.
Спустя некоторое время вышел и Вольский, переодевшийся в чесучовую пару. Петр Александрович уже ходил по цветнику, высматривая своего гостя.
— Извини меня, — быстро подошел он к нему и сразу приступил к неприятному разговору, смысл которого сводился к тому, что скрыть пребывание Вольского на людной усадьбе, как тот просил, затруднительно. Петр Александрович осторожно предположил, что особой необходимости в этом он не видит, раз, по словам самого Виталия, тот отошел от активного участия в революционном движении.
— Как можно! — обрушился на него Вольский. — Сыщики следят за каждым моим шагом. Швейцар и дворники в моем доме подкуплены охранкой. Я едва сумел ускользнуть… Да и время такое — лишняя осторожность не повредит.
После этого разговора порешили, что Балинский с помощью надежного человека поселит Вольского в соседней безлюдной усадьбе, хозяйка которой большую часть года живет в Петербурге.
Впоследствии выяснилось, что Вольский, отбыв ссылку в Сибири после революции пятого года, отошел от партии эсеров, в которой состоял прежде. И его поспешный отъезд из Петербурга, и ожидание нового ареста были преувеличены. Хотя, по мнению Петра Александровича, ему реально ничего не грозило, разуверять своего гостя он не считал себя вправе. Но в то время нас всех очень заинтриговал этот мимолетный гость, показавшийся господином, начиненным романтическими тайнами.
Особенно заинтересовалась им институтка с отрезанными косами, встреченная у дверей комнаты. Эта девятнадцатилетняя Лиля, дочь заслуженного адмирала, была существом, не вполне обычным для своего круга. В стенах Смольного, чьи воспитанницы были известны по именам обеим императрицам, она осмеливалась дерзить классным дамам, нарушать правила и благопристойность в дортуарах, на прогулках и даже во время богослужений. Как-то вызывающе ответила самой директрисе — даме, носившей шифр в продолжение трех царствований!
Масла в огонь подлил брат Лили, мичман, пылкий молодой человек, участвовавший в каком-то нелегальном кружке.
Услышав от него кое-что о революционерах, девушка решила во что бы то ни стало посвятить себя революции. Дождавшись дня, когда институт должна была посетить высочайшая особа, она коротко откромсала ножницами свои густые длинные косы. Показать августейшей посетительнице стриженую смолянку было немыслимо. Ее тут же отвезли домой — на этот раз окончательно.
Теперь Лиле оставалось только проникнуть в заманчивый мир революционного подполья. Но началась война, и мичман начисто забыл свои прежние радикальные фантазии: пришло время выполнять долг перед монархом, а не заниматься бреднями. Остриженная протестантка оказалась в усадьбе Балинских на попечении своей тетки Юлии Владимировны. Здесь она находила утешение только в книгах.
И вдруг, сидя в кресле гостиной, выходившей распахнутыми окнами и застекленной дверью на небольшой балкон, Лиля услышала разговор своего дяди с женой о Вольском. Подлинный, всамделишный герой из мира, владевшего всеми ее мечтами, — тут, под боком! Но этот человек, так внезапно, чудесно появившийся, должен был снова и навсегда исчезнуть… Нельзя было терять ни минуты! И Лиля решилась.
— Войдите, — с некоторой досадой произнес Вольский, обернувшись на стук: ему хотелось побыть одному. Появление Лили его настолько удивило, что он даже не сразу поднялся с кресла.