А под первый снег и вовсе пришла Владиславу охота слушать сказки.

На беду сказками Чернская земля богата не была. Зазывали певцов. Но когда очередной болтун вновь и вновь перепевал старые россказни, что знал и сам князь, тот гневался и отсылал, хорошо наградив, певца прочь. Чтоб успел найти себе на зиму другой приют.

А как лег снег, дошел черед и до домашних.

– А что, словница Ханна, – подозвал князь и ее. – Ты ведь у нас из дальних краев. Почитай поморка. Сказок вашего Водного Бжега много ли знаешь?

Сперва Агнешка думала ответить, что ничего не помнит, но мальчишка-слуга, что должен был отправиться ко князю после нее, так трясся, ожидая своей очереди, так стучал зубами, что она пожалела парня.

Сказок Агнешка знала превеликое множество. Матушка была из зажиточной золотничьей семьи, где на зиму всегда оставляли несколько сказителей не только из Срединных княжеств, но и из мест вовсе диких. Разве что из самого Закрая никого не было. Боялись звать, девчонка в доме молоденькая.

Памятью о тех золотых годах матушка и жила, много сказок припоминала и сказывала.

– Знаю сказки. Про что тебе сказать, княже?

– Про Землицу скажи. – Взгляд Владислава стал острым. Агнешка невольно отшатнулась. Не от скуки спрашивал князь. А вдруг приведут ее сказки на Страстную стену…

Но обратной дороги уж нет.

– Про Землицу-то которую?

– А ты много, что ль, знаешь? – усмехнулся князь. – Другая бы на твоем месте сказала, что ни единой не запомнила, да бросилась за порог, а ты мне, Ханна, еще и выбор сулишь.

– Может, и ты, князь, как на Страстную стену меня поведешь, оставишь выбор. – Скрутило все в животе страхом, словно змей внутренности обвил, но не стала слушать Агнешка проклятого змея. Задрала подбородок.

– Значит, есть за что – на Страстную-то? – приблизился князь.

И жарко стало оттого, что стоял он близко. Замерла Агнешка. Заметалась в голове одна только мысль: «Только не касайся. Беда будет!»

Не мог князь услышать ее мысли, не позволил бы ему дар Агнешкин разглядеть хоть что-то у нее в разуме, но – словно почувствовал – отошел. Опустился на лавку. Похлопал рядом с собой – садись, мол, если и правда не боишься.

Не села.

– Не за что меня на Страстную стену, нет за мной никакого греха, кроме гордыни. Да только и гордыня моя не так велика, чтобы позволить себе подле князя Чернского, высшего мага, как равной сесть.

Князь поманил мальчишку, жавшегося в дверях, и Агнешке принесли скамеечку.

– Давай о сотворении Земли. Знаешь?