– Мухи, — лаконично ответил он.

Представляю, что подумали другие копы, когда я отскочил подальше и бешено замахал руками, отгоняя мух, боясь, что они сидели на мертвеце.

Хуже, чем мухи, был нестерпимый смрад разложения. Я не представлял, как это выдержать хоть минуту, но мне было приказано оставаться в квартире, пока не приедут эксперты, а они прибыли только к вечеру. Чтобы не вырвало, я выходил в коридор отдышаться, а вернувшись в квартиру, сыпал на конфорку плиты кофейную гущу. Тогда в квартире несколько минут можно было дышать. Так на кофейной гуще и продержался. До сего дня, услышав запах подгоревшего кофе, вспоминаю свой первый выезд на труп. А когда его перекладывали с пола в пластиковый мешок, скопившиеся внутри трупные газы взорвались и тело буквально лопнуло.

Если я пережил то первое дело за кодом «мертв по прибытии», как-нибудь перетерплю и беспорядок в доме Джоанн и Фрэнка. С собой я взял Кита, с которым патрулировал в восточной части Нью-Йорка, — Джо устроил себе отпуск от Работы. Согласитесь, нельзя же год за годом на пределе сил бороться с демонами и не сделать иногда перерыв, чтобы подзарядить свои духовные аккумуляторы.

Кит первый раз участвовал в расследовании по Работе, и я чувствовал его волнение. Год назад мы пересеклись в центральной бруклинской тюрьме предварительного заключения, куда он привез заключенную. Я узнал его — ага, второй полицейский округ — и поздоровался. Надев на арестованную наручники, Кит подошел ко мне.

– Не подумай, что я чокнулся, но…

Я приготовился услышать рассказ о привидении, но ошибся.

– Я хожу на курсы по парапсихологии, — договорил Кит.

Я вздрогнул — ненавижу это слово и якобы «научный» подход к демонологии. Кит понял, что сказал что-то не то.

– Ты не мог бы меня поучить? — поспешно добавил он.

Я пробовал его отговорить.

– Ты понятия не имеешь, во что влезаешь. Думаешь, Работа — это круто и интересно? Это не кино, где щекочет нервы, но все понарошку. Это реальная жизнь. Участники Работы вынуждены дорого расплачиваться. На многих первое же дело производит неизгладимое впечатление — люди навсегда меняются. Год назад так было с одним из моих учеников.

Кит настаивал, что у него хватит мужества. Темноволосый, атлетически сложенный итальянец лет под сорок, агрессивный, как всякий уличный коп, Кит не струсил и не отступился, услышав, что на Работе бывает очень страшно; напротив, это только разожгло интерес в этом мачо и большом материалисте. Но решающим для меня стала католическая вера Кита: я увидел в нем задатки хорошего специалиста.

Взяв Кита в ученики, я четко дал понять, чего хочу.

– Твоя задача — прикрывать мою спину. Если в ходе беседы у тебя возникнут вопросы, задавай. Говорить в основном буду я, но ты не стесняйся уточнять, если что не ясно. Но если будешь помогать при экзорцизме, во время ритуала рта не открывать, хоть камни полетят с неба. Одержимого не бить ни при каких обстоятельствах — вали его на пол и удерживай, если придется, но никаких тумаков. Это мои правила. Нарушишь — это будет последнее дело, на которое я тебя возьму.

Кит поклялся соблюдать правила, и мы договорились с Джоанн и Фрэнком на следующий четверг. По дороге я прокручивал в голове недавний разговор с дочерьми. Зная, что у меня новое расследование, а у Джен новая работа, девятилетняя Кристина объявила о своих карьерных планах:

– Я хочу помогать людям и наказывать демонов, как папа!

Четырехлетняя Даниэлла не отстала:

– Пап, у тебя работа страшная, но я тоже хочу, как ты, когда буду большая. Я храбрая, я смотрю страшные фильмы по телевизору, только не в темноте, а днем. Вот увидишь, как я поработаю! Нужно просто не бояться, да?

Как отец, я невольно встревожился, услышав, что дочки решили стать демонологами. Сколько страха они уже испытали за свой недолгий век… Как-то вечером я вел занятие в нашем подвале, а Кристина с Джен складывали в спальне белье в стирку, когда над столиком у кровати возникла черная тень, которая проплыла по комнате и исчезла в стене. Одна из моих студенток в тот момент выглянула в коридор и, представьте, увидела, как из перекрытия появилась та самая клубящаяся тень. Это было непередаваемо жутко.