Давит в груди.

Хочется спрятаться, не думать, но не получается. Лучше сдаться этому чувству, поддаться ему, и тогда оно исчезнет само.

Луве знал, что обе девочки долго занимались самолечением, чтобы не дать страху вырваться наружу. Алкоголь, наркотики и секс сработали как обезболивающее. Когда Мерси больше года назад приехала в Скутшер из емтландского Брэкке, она уже пила вовсю.

Конечно, за всем этим могли стоять классические причины — стыд и чувство вины, Луве называл их триггерами. Страх смерти, подумал он. Ненависть, отвращение… Но где их корни?

Луве был почти уверен, что страх Мерси порожден одним событием, произошедшим в Нигерии, когда Мерси было двенадцать лет; вероятно, имело место изнасилование, а может, и убийство. Во всяком случае, все началось еще до побега, до трагических событий в ее семье.

Луве откинулся на спинку стула, и тут ему кое-что пришло в голову.

Он вернулся к записям и очень скоро отыскал нужное место.

Нам пришлось бежать. “Боко харам” подожгли один дом в поселке, и нам там стало небезопасно.

Это было одиннадцатого сентября.

Луве тогда добавил еще запись — о том, как Мерси натянула юбку на сжатые колени и объявила, что не хочет больше говорить.

Он знал, что семерых из десяти подвергшихся изнасилованию словно парализует, такое состояние называется “frozen fright” и означает, что жертва не в состоянии оказать сопротивление.

Мерси к этой категории не относится, подумал Луве и принялся собирать записи.

Конечно, остальные девочки из “Ведьминого котла” тоже пережили тяжелую травму. Но по сравнению с Мерси… Луве поразмыслил. Естественно, ему не хотелось говорить про тех, других девочек “обычные”, скорее — “пережившие обычную травму”. Как хорошо, что никто не может прочесть его мысли.

Что никто не сможет услышать голос, который звучит у него в голове.

Голос, неумолимо твердящий одно и то же.

Луве Мартинсон сложил бумаги в папку, а папку застегнул.

Иногда он узнавал в этих девочках себя. Подростком он не был уверен в собственном существовании, его словно все время кто-то осуждал и обесценивал. Неуверенность пленкой пристала к девочкам, большинство из них можно было уничтожить одним-единственным грубым или оскорбительным словом.

Только не Мерси. И не Нову. Мерси и Нова тут же сжимались в комок и молниеносно жалили в ответ.

У этих двоих была и другая сторона, не разрушительная. Луве при первой же возможности старался тайком понаблюдать за ними. Во время групповой сессии, или когда у девочек бывало свободное время, или за обедом, или по вечерам, когда они выходили покурить. В такие минуты их схожесть казалась природной, а дружба естественной, как их же дыхание.

Они словно умеют меняться телами, подумал Луве. А вдруг им известно, что значит быть кем-то другим?