Бергсхамра

Семья погибшей проживала в двух кварталах от места, где нашли девочку.

Родители проводили сержанта Шварца в ее комнату.

Напротив кровати помещался пузатый комод на гнутых ножках, с вязаной крючком салфеткой; на кровати покрывало и подушки в цветочек, как в семидесятые годы. Иконы на стенах соседствовали с выцветшими фотографиями шведской королевской четы и вышивкой, гласившей: “не сокрушайся о том, чего не имеешь; радуйся тому, что у тебя есть”.

В глазах Шварца комната отнюдь не выглядела как обиталище обычного подростка.

— Записка на ночном столике, — сказала мать девочки. — Мы ее прочитали, но положили на место, как она лежала… — Голос у нее задрожал, и она закрыла лицо руками.

Молодая женщина. Наверное, родила дочь еще подростком, подумал Шварц и вздохнул про себя. Вот черт.

Мать Тары остановилась на пороге, а Шварц направился к ночному столику.

Записка состояла из трех написанных от руки строчек; Шварц перечитал ее дважды. Из-за тонкой стены, у которой стояла кровать, доносился детский плач и иногда — мужской голос. Отец Тары утешал ее младшую сестру.

Папе, маме и Чинар.

Простите меня, я согрешила. Я не достойна жить дальше.

Я люблю вас. Встретимся на небесах. Я делаю прыжок.

Записка на линованном листе А4 была подписана именем девочки; Шварц отметил, что обе “а” в имени Тары заменены сердечками.

— Значит, когда мы позвонили, вы были уверены, что Тара спит? — спросил он.

— Да. — Мать вытерла слезы.

— Вы не замечали у нее признаков подавленности?

— Не знаю.

— Она не обращалась к психиатру?

— К психиатру? В каком смысле?

Женщина так и стояла на пороге, в трех метрах от Шварца, что показалось ему немного странным.