Дождь лил уже третьи сутки подряд. Дороги развезло так, что в колдобинах подчас застревали и БТ-7, обладающие в общем-то хорошей проходимостью.

Петр вел свой танк умело, стараясь захватывать одной из гусениц край обочины. Так меньше трясло на ухабах.

Днем 14 ноября колонна бронетанкового дивизиона остановилась на короткий привал в деревне Мерзлово. Экипажи высыпали из машин, чтобы хоть немного размяться. И тут увидели довольно внушительную колонну пленных гитлеровцев, которую наши солдаты конвоировали по той же деревенской улице, где остановились и танкисты.

Петр внимательно всматривался в проходивших мимо пленных. Нет, на их лицах не было печати той усталой покорности, которую он увидит у пленных немцев хотя бы уже через год. Напротив, сейчас перед ним проходили сытые вояки, не потерявшие еще уверенности в конечную победу своей армии, воспринимавшие плен не иначе как досадное недоразумение, временный каприз военной фортуны. И невольно подумалось: а ведь враг, если даже судить по поведению этих пленных, еще действительно силен, а значит, впереди их ждут серьезные схватки с ним.

И бой не заставил себя долго ждать. Уже на рассвете 16 ноября после короткой, но довольно мощной артиллерийской подготовки, подкрепленной еще и авиационным налетом, вражеские танки и пехота атаковали части 20-й горнокавалерийской дивизии, занявшие оборону севернее Волоколамска. Атаковали напористо, почти сразу же потеснив левый фланг.

27-й бронетанковый дивизион, находившийся в резерве комдива, располагался в это время в небольшом лесочке у деревни Кутьино. Он-то и получил приказ контратаковать танки противника, потеснившие левый фланг дивизии.

Местность, простиравшаяся перед лесочком, была открытой, слабопересеченной, и Петр хорошо просматривал боевой порядок вражеских машин. Они шли не спеша, в линию, видимо, уверенные в своей неуязвимости. И это злило.

Поступил приказ на начало движения. Но не в контратаку, нет. Командир бронетанкового дивизиона решил произвести маневр. Скрытно проведя свои танки вдоль опушки леса, он вскоре сосредоточил их против правого фланга гитлеровцев. И вот тогда-то, развернув дивизион уступом влево, ударил по врагу.

...Взвод, в состав которого входила и «бэтушка» старшего сержанта Обухана, действовал на правом, заходившем к фашистам с тыла фланге дивизиона. Сманеврировали удачно, почти сразу же оказались в полукилометре от вражеских машин. А что такое пятьсот метров для быстроходного БТ-7!

Петр Трайнин с первых же секунд выбрал для себя тот танк, который шел под острым углом к курсу их движения. Прибавил обороты двигателя. Расстояние до фашистского Т-III стремительно сокращалось. Ждал командирского сигнала на короткую остановку: с места стрелять сподручнее. Но Обухан почему-то медлил. Почему? Ведь может быть и поздно. Вон фашист уже подметил их, спешит, разворачивает рывками свою башню им навстречу...

Не выдержал, крикнул что было мочи:

— Командир, ну что же ты медлишь?! Стреляй! А то сейчас сами гостинец получим!

Обухан в ответ — ни звука...

Вот черное очко среза вражеской пушки уперлось, показалось, прямо в их машину. Петр почувствовал, как шевельнулись под шлемофоном его волосы, а все тело обдало колким морозцем. Ведь в душу, холодно и немигающе, глянула сама смерть. Вот сейчас вырвется из очка короткое пламя, и...

Он даже не помнит, что сработало раньше: реакция ли на глухое обуханское «Короткая!», или же руки сами, повинуясь чувству самосохранения, резко взяли рычаги на себя, а нога утопила педаль сцепления. Во всяком случае их «бэтушка» резко клюнула носовой частью, потом качнулась на корму и замерла.

Выстрела он тоже не слышал. Лишь по тому, как танк знакомо, словно на полигоне, дрогнул всем корпусом, понял: старший сержант послал-таки снаряд во вражескую машину. Но попал ли?.. И хотя знал, что в его обязанности тоже входит наблюдение за результатами стрельбы, Петр сделал другое: отпустил рычаги в исходное, с силой вдавил ногу в педаль подачи топлива, рванул машину, вильнул вправо, потом влево, уходя от еще жегшего сознание видения: черного орудийного среза, глядевшего прямо в душу... До него даже не сразу дошел и радостный крик командира, ворвавшийся в наушники:

— Горит, Петро, гори-ит! Вот врезали, так врезали! Гори-ит!