И кому такое «мачете» нужно? В карман не положишь, и в сапоге не поместится. Можно прицепить на пояс, тогда выйдет что-то вроде короткой сабли. Круто будет смотреться, но кто в Посёлке решится на такую наглость? Вопрос…

Отвлёк меня от этих мыслей Ренат. Весь из себя причёсанный и выбритый, он находился в полной готовности. Ему не терпелось, он бил копытом, норовя сорваться в любой момент. В руке у него сетка, в ней соблазнительно клацают фляжки, виднеются огурчики, печёные картофелины, тушенка.

— Потому что мы нормальные мужики, — сказал Ренат, — а значит, с пустыми руками к дамам не ходим. Во всяком случае, не на первое свидание.

А что, с такими гостинцами нас радостно примут в любом доме! Потому — вперёд, и прочь сомненья! Приняли мы по маленькой, на ход ноги. Похорошело.

— Ну, пошли, что ли?

— И валите, кобели запойные, — напутствовала нас Ольга.

К вечеру облака истончились, через просветы небо проглядывает — лазурное над головой и порозовевшее на западе. Солнышко расплылось и повисло над верхушками деревьев, а напротив него, на востоке зажглось призрачное, окольцованное нимбом, ложное солнце — значит, завтра будет ясная погода! Капли сверкают на траве, и грязь, как будто, не такая грязная. Ноги вязнут и разъезжаются; ничего не поделаешь — улицы Посёлка сделаны из луж и слякоти.

Бом-м-м… бом-м-м… бом-м-м… разлетелось вдребезги вечернее спокойствие. С тополя, что растёт у площади, гомоня, снялась воронья стая. Тишина — три удара — тишина — три удара. У Ограды — чужаки. Степень опасности третья, то есть — почти никакая. «Не тревожьтесь, граждане, занимайтесь своими делами, не мешайте дружинникам — они сами разберутся», — примерно так. Естественно, заслышав этот сигнал, весь Посёлок сбежится на звон рельса — всё-таки развлечение.

— Может, глянем, что на этот раз? — обрадовался Ренат. — Хоть одним глазком.

— Охота тебе под ногами у людей путаться. Наверняка, ерунда какая-то, — для вида заспорил я. А с другой стороны, если б совсем ерунда, пристрелили бы нарушителя, и дело с концом. Незачем лишний шум поднимать. Раз бьют в рельсу, значит, предупреждают: не волнуйтесь, но от убежищ далеко не уходите. На всякий случай…

— Не вредничай, Олег. Может, им помощь нужна. Ну, пойдём, — Ренат зашагал к северному посту.

— Ладно, пойдём, — я бросился его догонять.

Любопытный народ собирался кучками. Близко к Ограде, чтобы не мешать дружинникам, не подходили. Лучше наблюдать издали — и под горячую руку клыковских ребят не попадёшь, и безопаснее.

Но Ренат рассудил, что мы — не абы кто, нам можно, и даже нужно забраться на вышку. Я вздохнул и поплёлся за ним.

Не нравится мне, когда рядом лес — у меня из-за этого на душе неспокойно. И сейчас внутри заскребло, но я, вслед за Ренатом, смело забрался на первый ярус. Выше мы не полезли, и отсюда вся граница — как на ладони. Посёлок огорожен частоколом из заострённых трёхметровых брёвен. Недалеко виднеется железная дорога, она бежит с севера на юг и насквозь пронзает Посёлок. За Оградой — сто шагов ровной земли: ни деревца, ни кустика, лишь покосившиеся столбики с колючей проволокой, да ловушки, замаскированные дёрном. По другую сторону Ограды, на территории Посёлка — вышки. Старые металлические и установленные позже деревянные. На них дежурят, а в случае прорыва с них же и стреляют, дружинники.

Не так давно окрестный лес кишел тварями — одна чуднее другой. Атаки на Посёлок тогда были обычным делом. В ответ мы вырубали деревья, жгли траву, перепахивали землю. Сейчас попроще: лес не атакует, а мы почти не выходим за Ограду — так и живём… хотя, случалось, забредало к нам очередное чудище.

— Ни фига себе! Ты посмотри! — Ренат возбуждённо махнул рукой в сторону леса. Где-то там, почти у деревьев, топчется бурый мишка. И стоило шум поднимать? А когда я присмотрелся, понял, что стоило. Зверь-то не совсем обычный. Всё у него, как у косолапых. Только размер… этот раза в два больше любого другого медведя. Частокол такому амбалу не преграда. Если заберётся в Посёлок, мало не покажется ни нам, ни ему.

Зверь, похоже, сам не понимает, зачем он здесь. Пришёл, любопытства ради, на чужую территорию, сам не рад, на морде недоумение нарисовано. Пока зверь не агрессивен, топчется на месте, лапа тянется к колючей проволоке. В голове неторопливо крутится какая-то медвежья думка. Может, мишка всё хорошенько обмозгует, да уберётся восвояси.

А к вышкам подтянулись автоматчики.

— Не стрелять, не стрелять! Кто пальнёт, башку откручу! Только по команде! — орёт Клыков.