В процессе постановки фильма мне пришлось преодолевать огромное количество организационных трудностей, и я, как мне кажется, стал неплохим организатором. И, наконец, работа на остро политическом, современном материале также принесла мне бесспорную пользу. Накопленный опыт впоследствии очень пригодился.

Одним словом, «Конвейер смерти» был для меня большой и необходимой режиссерской школой. Не будь этого фильма на моем пути, еще неизвестно, как бы сложилась моя творческая биография.

В 1933 году в дни празднования годовщины Великой Октябрьской социалистической революции «Конвейер смерти» вышел на экран и, несмотря на недостатки, имел успех у зрителя и у прессы.

Возможно, это объяснялось тем, что как раз в тот год немецкие фашисты во главе с Гитлером пришли к власти и начали подготовку к новой войне.

Вот что писал о фильме рецензент «Комсомольской правды»…

«В течение двух часов демонстрации фильма зал, наполненный московскими рабочими, работницами, молодежью, смеется, плачет, радуется, активно переживает события, показанные на экране. Зал встречает сдержанным и грозным молчанием «великолепие» фашистской демонстрации, разражается аплодисментами, когда рабочие изгоняют фашистов из своего квартала, переживает трагические минуты увольнения 3000 рабочих, стиснув зубы, наблюдает сцены на бирже труда, очень правдиво показанные в фильме. То, о чем мы читаем ежедневно в газетах, – ужасы фашистского террора, мрачное отчаяние безработицы, стачка, предательство c.-д., каторга капиталистической фабрики, героическая классовая борьба в условиях буржуазного государства – все это в простых и убедительных образах оживает на экране. Заслуга режиссера заключается прежде всего в суровом показе, без всяких прикрас, классовой борьбы за рубежом. Зритель выходит из театра взволнованный и потрясенный виденным…»

Ободренный успехом «Конвейера смерти» и закрепившись на студии как режиссер, я решил экранизировать что-либо из произведений русской классики. Выбор мой остановился на бессмертной поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души».

Написать сценарий я решил предложить М. А. Булгакову. Его пьеса «Мертвые души» в то время уже шла во МХАТе.

Михаил Афанасьевич Булгаков – один из самых ярких и талантливых драматургов нашего времени. Судьба его как писателя необыкновенно сложна и драматична. Почти четверть века он творил и работал в атмосфере подозрительности и недоверия. После ошеломляющего успеха «Дней Турбиных» – пьесы, которую разрешили МХАТу играть только благодаря авторитету Станиславского и Немировича-Данченко, каждая новая вещь Булгакова, несмотря на бесспорную талантливость, встречалась критикой, особенно рапповской, враждебно или, что еще хуже, просто замалчивалась.

И несмотря на это, М. А. Булгаков продолжал очень плодотворно работать.

Михаил Афанасьевич вместе с женой Еленой Сергеевной и ее сыном Сергеем жил тогда в Нащокинском переулке. Отворил мне дверь сам Михаил Афанасьевич в узбекской тюбетейке и узбекском халате, надетом на голое тело. Церемонно поздоровавшись, он попросил меня пройти в его кабинет, а сам исчез.

Войдя в небольшую комнату с книжными шкафами и полками, я с недоумением увидел висящие на стенах аккуратно окантованные, под стеклом, самые ругательные рецензии на спектакли булгаковских пьес. Очевидно, хозяин хотел предупредить гостя или посетителя, чтобы тот знал, к кому он попал и с кем ему придется иметь дело…

– Чем могу служить? – прервав мое обозрение рецензий, спросил, входя в кабинет, успевший переодеться хозяин.

– Я бы хотел, – назвав себя смущенно начал я, – чтобы вы написали для меня сценарий «Мертвых душ»…

Душ?!.. – воскликнул Булгаков. – А каких вам нужно душ?.. И почем вы изволите их покупать?.. – лукаво улыбнувшись, заговорил он со мной языком Гоголя.

Одним словом, через три месяца сценарий был готов, его единодушно одобрили виднейшие литературоведы, и он был разрешен к постановке.

Начался подготовительный период. Я договорился с Николаем Павловичем Акимовым о художественном оформлении им будущего фильма. Дмитрий Дмитриевич Шостакович согласился писать музыку. Всеволод Эмильевич Мейерхольд обещал играть Плюшкина. На роль Ноздрева был намечен Николай Павлович Охлопков. Юрий Александрович Завадский – на роль Манилова, а Константин Александрович Зубов должен был играть Чичикова…

Уже начали готовиться к пробам. Шить костюмы, делать парики… Как вдруг в «Правде» появилась редакционная статья «Сумбур вместо музыки». Статья резко обрушивалась на Д. Д. Шостаковича за его музыку к опере «Леди Макбет Мценского уезда».

Статья призывала советских мастеров искусства к созданию подлинно реалистических произведений, в основе которых лежала бы не страсть к формалистическим выкрутасам, а подлинная правда современной жизни. На меня эта статья произвела большое впечатление. Я понял ее, возможно, даже шире ее действительного значения. Она прозвучала для меня как призыв отдать свои силы правдивому художественному отражению нашей современности.

Мне шел тогда 33-й год, в этом возрасте, если человек еще не обременен большой семьей, творческие решения принимаются быстро.