– Сегодня пост, грех, вот завтра Пасха, разговеется! Все это будем есть за столом.
И ребятишки, слушая назидательные слова старших, слушаются их и не помышляют нарушить традиций христианства, разумных законов религии, терпеливо ждут завтрашнего дня, самого радостного, весёлого и светлого дня Святой Пасхи.
Пасха. Обзор с колокольни. Звон
В одиннадцать часов ночи, после традиционного оглушительного и потрясающего взрыва, который обычно производят Сергей Лабин с Санькой Лунькиным, над селом властно и призывно загудел большой колокол. В избах засветились огни. После недолгих сборов люди выйдя из домов, направляются в церковь. В вязкой теми пасхальной, обычно непроглядной ночи, по улицам слышны тупые и гулкие шаги спотыкающихся о неровности дороги идущих людей. Предусмотрительные, зажёгши фонарь, или с зажжёнными смолевыми палками, освещая себе путь-дорогу, идут уверенно, обходя лужи с водой и неровности. Иные же, идут наугад, на ощупь, идут в одиночку и небольшими артельками. Между шедшими слышится переговор: «Эх, вот ноченька-то! Темнотища-то, хоть глаз выколи! – В Пасху-то всегда так, пасхальная ночь светлой не бывает, потому-то Пасха-то и не в числах 2-го мая – с Луной. В прошлом году была 19-го апреля», – вторит ему из темноты другой голос, – «А на будущий год она будет 24-го апреля», – чей-то осведомленно начитанный голос. «Ну, а темень! Как в дегтю – звания не видать. Надо бы смолюшку в дорогу зажечь, а я и забыл. – Ты что же? – С вечера-то и приготовил, а как идти, так и невдогадь, из головы выпало. – Ну и так дойдем, теперь уж близко, вот она, церква-то!»
В церковной ограде, около сторожки горит костёр, вокруг него стоят мужики и парни, ожидая начала торжественно-ликующего пасхального Крестного хода вокруг церкви встречая Христа.
Внутри Храма идет деятельная подготовка к началу Крестного хода. «Волною морскою!» хоры пропели, и вся «Полуночница» с катавасиями уже окончена. Народ, шумно передвигаясь по обоим отделениям храма по Зимнему и открытому в честь Пасхи летнему отделению, разбирают святье. Бабы парами берут иконы, мужики хоругви, крест и фонарь. В алтаре священство: поп с кадилом и крестом, с дьяконом и со своими послушниками Серёжкой Дадоновым и Ванькой Савельевым, облачившись и со свечами в руках, выжидают время, когда наступит 12 часов ночи. И вот время наступило. Священство торжественно запело «Воскресение твое Христе спасе, ангелы поют на небеси и нас на земли сподоби чистым сердцем! Тебе славити!». Хоры подхватив тоже запели эту ликующую божественную песнь. Толпа народа шумно вошла в движение, с зажжёнными свечками в руках люди двинулись к выходу. Крестный ход начался.
С колокольни, во всю окрестность разносился торжественно-ликующий трезвон, искусно выводимый церковным сторожем Иваном Васильичем Трынком. Вокруг церкви на деревьях зажглись факела, любители иллюминаций в воздух начали пускать разноцветные ракеты у входа в церковь. Зажглись красочные фонарики. А хоры, да и весь народ, от переполнивших душу чувствах радости, торжествующе поют «Воскресение твое Христе спасе!», а в небо, беспрестанно, все вновь и вновь взвиваются разноцветные ракеты, создающие величественное зрелище.
Крестный ход вокруг церкви окончен, воскресшего Христа встретили. На паперти, в притворе впервые священство запело «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!». Потом это же запели оба хора. Затем весь народ во главе со священством шумно вошли во внутрь храма. Хоругви и иконы поставлены на свои места, и люди тоже заняли свои места: священство в алтаре, хоры на клиросах, мужики с парнями на правой стороне, бабы и девки – на левой стороне храма.
Пасхальная заутреня началась. Началось пение пасхальных ирмосов, а их восемь: 1) Воскресе́ния день; 2) Прииди́те пи́во пие́м но́вое; 3) На Боже́ственней стра́жи; 4) У́треннюем у́треннюю глубоку́; 5) Снизше́л еси́; 6) О́троки от пе́щи; 7) Сей нарече́нный и святы́й день; 8) Свети́ся, свети́ся, но́вый Иерусали́ме.
Торжественно, величественно и громогласно звучит славославное песнопение пасхольной заутрени, особенно выделяется голос Ивана Васильевича Зинова, поющего в правом хору. Его знаменитый тенор громогласно выделяется в остальных голосах Знаменитого мотовиловского хора под управлением Романа М. Додонова. Во всей округе не сыскать такого голоса, как у Ивана Зинова.
Пока хоры, правый и левый, попеременно поют ирмосы, и согласно церковного канона, нужные антифоны, священство каждый раз обходят кругом внутри храма для каждения икон и народа в сопровождении послушников. Послушники впереди с большими свечами в руках, за ними дьякон с огромной свечой, а за ним поп с кадилом в правой и с крестом и трёхсвечником в левой руке восемь раз обходят храм. Священник, приветствуя народ, громогласно провозглашает «Христос воскресе!», «Воистину воскресе!», – дружно отвечает ему народ, кладя в корзину крашеное пасхальное яйцо. Причём, в начале каждого обхода, священство в алтаре облачается во всё новые и новые ризы, меняя их восемь раз.
После заутрени, тут же началась обедня. Пасхальное евангелие, как правило, читается попеременно и с перерывами: то поп, то дьякон, и каждый раз в кратковременный перерыв, Василий Ефимович Савельев, примостившись на окне левого клироса, просунув руку наружу, колокольчиком подаёт сигнал на колокольню. А там Иван Трынков, заслышав сигнал, коротко и музыкально трезвонит во все колокола, извещая этим, тем, кто не присутствует у обедни, что в церкви идет чтение пасхального евангелия. Чтение Евангелия заканчивает дьякон Константин Порфирович Скородумов, старательно и громогласно произносит последние слова Евангелия: «Иисус Христос бысть!», так напряжённо и громко, что от сотрясения воздуха гаснут приближенные к нему свечи. Лицо его при этом краснее подобно сваренному раку.
Перед концом обедни правый хор запел причастный стих: «Днесь, всякая тварь веселится и радуется!», и действительно, в этот наречённый и святой день вся живая природа веселится и радуется! А в особенности, высшее создание божьей природы, человек: радостно, разумом ликует, веселится душой, а сердце его торжественно трепещет! Потому, что наступил праздников праздник и торжество из всех торжеств «Воскресе Христос и с ним воскресла вся живая природа для вечной жизни».
Обедня окончена, люди подходя к Кресту на приветственный возглас священника «Христос воскрес!» дружно и торжественно отвечают «Воистину воскрес!». С особым благоговением и степенством, люди, не торопясь, но шумно стали выходить из Храма. На улице только что рассветало, но солнце еще не взошло. Под ликующий колокольный трезвон, народ расходится по улицам, каждый направляясь в свой дом, где за столом, в кругу своей семьи, насладиться пасхальной пищей, приняв, в первую очередь, крашеное яйцо. После обеда по улицам начинают сновать взад-перед дети, они с особенным ликованием и трепетом обходят своих родственников и произнося «Христос Воскрес!» и получив символическое крашеное яйцо торопливо спешат в другой дом. Взрослые насладившись прилёгши в постель – отдыхают.
Посредине села, стоит, высится величественная громадина, украшая все село, белокаменная церковь. Своей величественной красотой, она привлекает и манит к себе каждого здравомыслящего человека, а в Пасху она привлекает к себе еще торжественным колокольным звоном. Недаром славится Русь Святая колоколами и благолепным колокольным, ликующим трезвоном. После обеда, налюбовавшись трепетно играющим пасхальным восходом солнца, Санька и Ванька Савельевы, решили пойти к церкви, залезть на колокольню, чтоб потрезвонить. Торжественный, пасхальный, дневной трезвон начать решил сам Иван Трынков. В сопровождении его Санька с Ванькой и полезли на колокольню. Залезть на столь высокую колокольню не так-то легко, надо при усилии преодолеть восемь лестниц. Последний марш особенно труден: ноги в коленках заломит, в икрах защемит от усталости, внутри заноет. Наконец-то все трое вступили на пол колокольной площадки, сделав облегченный вздох. Пока Трынков подготавливался к трезвону, а Санька, раскачивая язык большого колокола тоже готовился к звону, Ванька успел осмотреть все колокола. Посреди колокольни висит махина великана-колокола в виде гигантской воронки, перевернутой вниз раструбом, он величавым хозяином висит на перекладах. Посредине его висит массивный стальной язык с привязанной к нему веревкой для раскачивания и произведения ударов по краям. Ванька обошёл кругом колокола, прочитал надпись на нем: «Сей колокол, весом 288 пудов 2 фунта отлит в городе Арзамасе, на литейном заводе Чибышева». А немного повыше на колоколе начертано: «Благовествуй земли радость велию, хвалите небеса божию Славу!». Меж тем, Трынков, заняв свое надлежащее место, забрав в руки веревочки языков маленьких четырех колоколов, просунув левую руку в веревочную петлю подлокотного колокола и наступив ногой на цепь языка набатного колокола, оборотив лицо к Саньке, инструктивно сказал:
– Ну, голова, начнём! Сначала будешь ударять только в один край, а потом, когда я подам тебе сигнал маленьким колоколом – дуй в оба края.
Санька подчиненно качнул головой, и началось! Спервоначалу, перебористо и резвисто зазвенели четыре маленьких колокола, затем к ним присоединился подлокотный, а потом голосисто включился в общую симфонию набатный, и как бы завершающее слово, по-хозяйски сказал, вступивший в общий хор голосов, самый большой, седьмой по счету, воевода колокольни, большой, как бы, завершая и объединяя воедино всю гамму мелодичных звуков, этой композиционно настроенной симфонии, в такт остальным, пушечным выстрелом требовательно и басовито грянул большой. Его звук молниеносным током пронизал все Ванькино тело от головы до самых пят, на короткое время оглушив его, и заглушив разные звуки маленьких колоколов, но они тут же, выкарабкавшись из общего гула, снова стали слышны, голосисто пронизывая общий гул. А большой продолжал властно греметь и гудеть своим медно-серебряным басом. От общего гуда, на время заложило уши, голова налилась какой-то бурлящей тяжестью. Во время говорного гуда большого колокола разговаривать между собой людям бесполезно, все равно ничего не поймешь – слов не слышно, а только видны беззвучно мямлящие губами рты, подобно рыбе, вытащенной из воды. Между тем, Трынков, маленьким колоколом, подал сигнал Саньке, по-особенному раскорячившись, для устойчивости на ногах, начал ударять в оба края колокола. И пошла потеха! Еще резвее, веселее и пронзительнее залепетали малые, им вторил локтевой, подбадривающее заговорил набатный и властей загремел большой. Во все концы воздушного пространства лился этот мелодичный многоголосый перезвон. Это не просто звон вразнобой, а это полная симфония, композиционно построенных, приятных для слуха, мелодичных звуков, гамма последовательно-ритмичного сочетания благозвучий, связанное в одно целое симфоническое произведение.
Любуясь и наслаждаясь этими, милыми для сердца, звуками, невольно размышляешь – вон тот набатный колокол, способен не только пугать и будоражить народ, извещая о пожаре, или ином каком-то бедствии, он и умеет участвовать в общем хоре мелодичной симфонии. А этот большой, не только может, как благовест, своим голосистым басом, призывать людей на богомолье и не только сопровождать, своим унылым голосом, человека в последний путь, но он способен играть руководящую роль в торжественном трезвоне. От этой приятной симфонии звуков, торжественно ликует душа, благодатно блаженствуя трепещет сердце от полноты нахлынувших чувств и навеянной нежной истомы во всем теле. Так и хочется провозгласить: «Боже мой! До чего все хорошо и прекрасно благоустроено!» При этой мысли, Ванька подходит к восточному широченному окну колокольни и начинает визуально обозревать все кругом, с этой необычной высоты. В самой близи, прямо перед глазами Ваньки, виден широченный, увенчанный крестом, купол летней части храма (по мотовиловски почему-то называемой «настоящей»). Чуть левее от нее, внизу, как на ладошке, с маленьким тростниковым островком посредине и кругом обставленное амбарами расположено озеро. Еще левее, видна часть Главной улицы, среди крон деревьев, уже покрытых живительной зеленью, Ванька взором отыскал свой родной знаменитый, двухэтажный дом, на лице у него невольно вспыхнула самодовольная улыбка. Дальше видна улица Кужадониха с мельницей, правее Слобода с Ошаровкой и мельницей на конце, а еще правее: Курмыш и Поповка с двумя мельницами, а сюда ближе – улица Мочалиха и Набережный порядок. В поле, на горе виден овражек Рыбаков, правее от него едва виднеются вершины дубов и колодезя. На большой дороге видна искромсанная молнией одинокая берёза. Дальше виднеется село Волчиха, а левее село Вторусское, с его, красочно разукрашенной церковью, а там, вдали, на пригорке, около леса, видна крылатая мельница. А еще дальше, едва видна, слегка прикрытая сизой туманностью, даль и черта горизонта – там, кажется, небо сходится с землей. От избытка нахлынувших чувств, в голову Ваньки, невольно вселяется дерзкая мысль: да есть-ли за этой чертой «что», да живут ли там такие же люди, как мы! Ванька перешёл к Южному окну: внизу, прямо перед ним зеленеет кронами, знаменитый церковный яблоневый сад. Справа от него церковная сторожка (богодельня), чуть подальше – изба-читальня, рядом с ней кооперативная лавка, а дальше: улица Шегалев; вдали конец Жигули, влево от него болото Клюковое, а еще левее улица Бутырка. Поодаль от нее виден оазис деревьев в ограде – сельское кладбище с чуть виднеющимися среди деревьев могильными крестами. Дальше видно поле, вдалеке видны деревни Михайловка, Пологовка, правее от них село Ломовка и хутор с трубой над спиртозаводом. А там, далеко за лесом, находится город Арзамас – знаменитый тридцатью тремя церквами утопающих в зелени садов.
Потом Ванька перешёл к западному окну, и тут есть чем полюбоваться. Прямо у подножия колокольни уличная дорога, по которой не раз езживал Ванька с отцом на лошади, направляясь в город, и каждый раз, поравнявшись с божьим храмом, отец набожно снимал с головы картуз и благоговейно осенял грудь свою крестным знамением в знак того, чтобы поездка была плодотворной и благополучной. Слева, виден обширный дом попа Касаткина Николая Васильевича, а справа дом дьякона Константина Порфирьевича Скородумова. За домами этих священнослужителей, расположен обширный, сплошной фруктовый сад, с прудом и беседкою. За садом поле с Шегалевскими тремя мельницами, а там и село Верижки, влево от которого виднеется нить с желтой насыпью – железная дорога. Невдалеке от Верижек, видна с детства знакомая Ваньке, желтая казарма с двумя белыми трубами над крышей, отсюда с высоты, она кажется игрушечным домиком. В стороне от казармы, видна знаменитая зеленая дубрава, в стороне, справа от Верижек, видна станция Серёжа и село Чернуха. Правее в лесу, на пригорке виднеется посёлок Пошатово. Прямо, на западе, в синей дымке туманности, чуть виднеются поля с перелесками и селения Селема и Никольское, а там, за полями и лесами, далеко, далеко, находится наша столица, матушка Москва.
Наконец Ванька перешёл к Северному окну, из которого полнее видна его родная улица и его родной дом. Сначала, он устремил свой взор вниз на берёзы в каменной церковной загороди. Здесь он увидел грачиные гнезда, мерно раскачивающиеся на вершинах крон. Беспокойные и хлопотливые перелёты грачей, причём, видит он их не в обычном виде, с брюшка, а сверху, со стороны спинки. За загородью видны обширные кроны, знаменитых двух величественных вязов. Этим вязам-братьям, от роду, пожалуй, будет около трёхсот лет, кроны их так обширны, что в них легко укроются более тысячи птиц. Листьев на этих вязах, пока не видно, кроны их пока покрыты невзрачной весенней цветенью. За вязами видна знаменитая двухэтажная школа, в которой почти каждый житель села, получал первые азы познаний грамоты: научился читать, писать и задачи решать. Ванька, глазами невольно, снова натыкается на свой родной дом. Он взором с высоты обводит свою родную Главную улицу, смотрит на улицу Мотору, а за ней на улицу Забегаловку, Главный Дунаев перекрёсток. Смотрит на Лесную улицу, за ней видит две мельницы. А дальше – поле с поперечной дорогой и Воробейкой. За перелеском, видна луговина поймы реки Серёжи, на ней виднеется пасущаяся скотина. Отсюда, с высоты колокольни, Ванька взором сразу отыскал в табуне свою серую корову и Серого. За полем, вправо в сторону села Второрусского, виден лес-бор, левее от него лес Лашкины грядки, еще левее – песчаный пустырь «Волчий дол», а еще левее роща «Шубино», на окраине которой виднеются причудливые постройки дач, принадлежавшие когда-то некоему Шверину, а теперь тут находится Дом отдыха. За первым лесом видна обширная поляна, по которой с Востока на Запад, протекает знаменитая, с песчаным дном и рыбой, река Серёжа, место весёлого детского развлечения, рыболовства и лихого озорного купания, видны её прибрежные кусты ольхи и вербника. За Серёжей виден прикрытый сизой туманностью дальний лес, массив которого простиратся до самого горизонта. В стороне, влево, на Синдаловой горе виднеется (таинственная в Ванькином детстве) прогалина среди дальнего леса. А там, за дальним лесом, далеко город Нижний Новгород – губерния. Наглядевшись досыта, до полного упоения этими художественно-очаровательными, прелестными освещёнными ласковым весенним солнцем, Ванька в душе своей мысленно и вдохновенно размышлял: «До чего же чудодейственно все вокруг – увлекательное загляденье». И невольно у Ваньки вырвалось из перенасыщенной зрелищем груди: «Господи! Какая кругом красотища! Как хорошо вокруг все устроено!»