Приведём для примера параграф из главы XVI Уложения «О поместных землях»:
«
В государстве сходятся интересы всех общественных структур, всех классов и сословий. Но интерес самого государства в силу того, что оно своей деятельностью уравновешивает антагонистические зачастую интересы разных частей общества, никогда не совпадает полностью с чьими-то отдельными запросами.
Разумеется, крестьянин не хотел бы работать на «дядю», а этот «дядя» (например, дворянин), получив вдоволь еды и денег от своих крестьян, предпочёл бы не служить в каком-то там полку, а лежать на диване в халате и пить кофий. Подобно этому и купец, совершив удачную сделку, предпочёл бы не отдавать государству налоги. Но крестьянин также не желает, чтобы барин его бил, то есть даже крестьянину надо, чтобы была более высокая власть, к которой можно обратиться за судом. А дворянин не хотел бы, чтобы у него отняли землю вместе с крестьянами за то, что он отлынивает от службы, а купец что угодно отдаст, лишь бы уберечься от разбойников. Без государства им точно не выжить!
Чтобы отстоять свои интересы, жители ехали в Москву и подавали царю челобитные. И вот, в Уложении 1649 года впервые было постановлено: «не бив челом в приказе, ни о каких делах государю никому чилобитен не подовати» (X гл. 20 ст.). Эта норма появилась, надо думать, из-за затруднительности для царя рассматривать вал челобитных. Но просителям она добавила трудностей.
В соответствии с тогдашними нравами и порядками челобитчик, приезжая в Москву, прежде всего отправлялся на дом к дьякам и подьячим и улаживал своё дело. В случае надобности он ходил с поклоном и с подарками к судье. Одарив младшего подьячего, чтобы тот написал грамоту или составил по делу выписку; одарив затем справного подьячего, чтобы тот «поднёс» дело начальству и замолвил своё слово; одарив судью и дьяка, чтобы они учинили указ безволокитно, — то есть полностью обладив своё дело, проситель в конце процесса подавал в приказ челобитную, что было уже в значительной мере только формальностью.
Этим объясняется ничтожное количество дошедших до нас челобитных, по которым просители получили в том или ином приказе отказ. Не было смысла исполнять стоящую денег формальность (подача челобитных была обложена пошлиной), когда проситель знал заранее, что ему откажут. Заранее ожидая отказа, проситель шёл к царю! А теперь Уложенье предписало делать эту ненужную формальность всем, иначе и к государю со своими проблемами не суйся.
Правда, казна получила дополнительный доход.
В царствование Алексея Михайловича был создан специальный орган — Счётная палата — для контроля фискальной деятельности других приказов и обеспечения исполнения доходной части российского бюджета.
На годы правления Алексея выпали присоединение Украины к России, реформа церкви (сопровождавшаяся Расколом), восстание Стеньки Разина (1667–1671). Важно, что неоднозначное модернизаторство «Тишайшего» вызвало столь же неоднозначное по мотивации и целям сопротивление снизу. Это было время, с позволения сказать, застоя — при наличии определённой стабильности народ был недоволен. И не только новыми налогами, экстренными поборами и повинностями. Население было ограничено в передвижении. Даже горожанин подвергался своеобразной «самоизоляции»: при оставлении кем-либо городского тягла он подлежал сыску и наказанию. Над посадскими царил произвол воевод и приказных людей с вымогательством, побоями, волокитой и прочим подобным. У низших служащих — канцелярских, стрельцов и прочих, жизнь тоже была не сахар.
Восстание Степана Разина «за хорошего царя» и «против мирских кровопийц», иначе говоря, против аппарата управления, было не антикрепостнической, как это часто говорят, а скорее, антибюрократической войной. Похоже, тогдашние бюрократы своими специфическими методами управления и поборами досадили народу уже тогда.
…По смерти Алексея Михайловича страну возглавил его сын Фёдор, самым заметным деянием которого стала отмена в 1682 году местничества.
Лет за 70–80 до воцарения Фёдора Алексеевича боярство очень крепко держалось за права местничества! А теперь этот старый обычай легко и быстро пал. Историки полагают, что считаться местами стало очень трудно, тем более что в счёты мест постоянно впутывалось неродовитое дворянство, поднявшееся по службе благодаря упадку старого боярства. В 1668 году, например, из 62 бояр и думных людей только 28 принадлежали к тем старым родам, предки которых были в Думе в предыдущем веке, то есть соотношение неродовитых к родовитым было 55:45. Ключевский по этому поводу писал: «не боярство умерло, потому что осталось без мест, чего оно боялось в XVI в., а места исчезли, потому что умерло боярство, и некому стало сидеть на них»…
Но нужно заметить, что и в те времена, и позже, отношение к местничеству не было столь повсеместно отрицательным. Правильное дело — уничтожение «враждотворного местничества» заодно разрушило традицию родовой ответственности и родовой взаимовыручки, причём не только в среде аристократии. К тому же, не лукавство ли — утверждать, будто бы местничество мешало талантливым и незнатным добиться положения в государстве? Почему-то не учитывается, что при наличии местничества 55 % думцев составляли неродовитые; забывается, что крестьянский сын Никита Минов, ставши патриархом Никоном, в отсутствии царя правил Русью. Царицей могла стать любая незнатная девушка, понравившаяся царю.
Отменяя родовое местничество, царь, видимо, понимал, что надо найти замену этому общественному институту. Был выдвинут «Проект устава о служебном старшинстве бояр». Предполагалось разделение гражданских и военных властей, учреждение постоянных наместничеств (Владимирского, Новгородского и др.), установление строгого старшинства одного наместника над другим. Но проект не был осуществлён, и замены родового старшинства по местничеству старшинством служебным по должности не последовало.