7 июня 1981 г., в шестнадцать часов, восемь израильских самолетов “F-16” взлетели с авиабазы Эцион в Синае. Самолеты были оснащены дополнительными баками и несли в специально переоборудованных бомбодержателях по две неуправляемые бомбы весом две тысячи фунтов каждая. В воздухе к ним присоединились шесть истребителей сопровождения “F-14”, а также несколько самолетов “F-15”, снабженных баками большой емкости, — для осуществления дозаправки в воздухе. Им предстояло покрыть расстояние в более чем тысячу миль до цели и обратно. Любое отклонение от графика операции, любое соприкосновение с истребителями противника могло потребовать дозаправки над вражеской территорией. Ошибки были так же недопустимы, как и в 1976 г., в ходе осуществления операции “Энтеббе” по спасению заложников. Пролетев над Акабским заливом, группа направилась вдоль границы между Иорданией и Саудовской Аравией, следуя в сомкнутом строю — таким образом, чтобы создавать на радарных экранах “сигнатуру” большого гражданского самолета.
Войдя в воздушное пространство Ирака, группа обошла Багдад и приблизилась к реактору на малых высотах, чтобы не быть засеченной радарами ПВО. Затем, действуя по плану, отработанному на протяжении многомесячных учений в небе над Синаем, один из “F-15” совершил пролет над реактором “Осирак”, чтобы вызвать на себя огонь средств ПВО. Тем временем все “F-16” круто набрали высоту и, плохо различимые с земли на фоне заходящего солнца, начали пикировать на цель, сбрасывая бомбы на защитный свинцово-бетонный купол реактора. Первые бомбы были снабжены взрывателями замедленного действия, благодаря чему они пробили оболочку купола и лишь потом взорвались, образовав проломы большого размера. Следующие бомбы вошли в эти проломы “с ошеломляющей точностью” (цитируя французского эксперта) и уничтожили сам реактор. Действия иракских ПВО были абсолютно неэффективными; все израильские самолеты благополучно возвратились на свою базу.
Что касается дипломатических последствий этой операции, то они оказались весьма серьезными, о чем предупреждали Перес и другие политические деятели, несогласные с Бегином. Президент Рейган, явно растерявшись, сначала даже оправдал бомбардировку, но затем выступил с осуждениями — причем не только в форме официального заявления; США также поддержали резолюцию Совета Безопасности ООН, осудившую действия Израиля. Израилю отказали в поставке очередной партии самолетов “F-16” и перекрыли доступ к разведывательной информации, получаемой с помощью американского спутника KH-11. Беспрецедентно резкой была критика действий Израиля в конгрессе США. Прибыв в Вашингтон для выступления перед комиссией сената США по иностранным делам в связи с продажей Саудовской Аравии американской системы АВАКС, Бегин был подвергнут на заседании комиссии настоящему перекрестному допросу. В Эр-Рияде отреагировали на нарушение Израилем воздушного пространства страны требованием ускорить поставку системы АВАКС. В Париже Миттеран счел себя обиженным израильскими действиями и довел до сведения Иерусалима, что более не в состоянии защищать израильскую политику перед европейскими лидерами. Но наиболее тяжелыми последствия израильской операции оказались в Египте (Гл. XXIX. Катастрофические последствия в Египте).
Однако в Израиле сообщение о бомбардировке реактора “Осирак” вызвало всеобщее одобрение, и сама операция была воспринята как законный акт самообороны. Когда Бегин торжественно провозгласил: “Это никогда больше не повторится”, вся страна вздохнула с облегчением при мысли, что удалось предотвратить новую Катастрофу. Более того, именно дерзость операции и тот блеск, с которым она была осуществлена, причем буквально за считанные дни до выборов, заметно повысили шансы премьер-министра на переизбрание в кнесет. Разве это не был “Новый сионизм”, а сама операция не являлась ли идеальным примером его практического воплощения? Кто же мог сомневаться, что нынешний поборник “Нового сионизма” и есть тот человек, который определит будущее Израиля?
Глава XXIX.
Ревизионизм достиг своей вершины
Подтверждение политического одобрения
Несмотря на недавние успехи Менахема Бегина на дипломатическом поприще и в военной области, к 1981 г. все явственнее становились его провалы во внутренней политике. Он, как стало ясно, не смог выполнить основную часть своих обещаний, включенных в предвыборную программу 1967 г. Инфляция увеличилась с 40 % годовых в период его прихода к власти до 100 %, и наблюдалась явная тенденция к ее дальнейшему росту. После того как Ликуд приял решение уменьшить субсидии на продукты питания и общественный транспорт, число живущих ниже черты бедности достигло 100 тыс. человек. Ко всему прочему, в начале 1981 г. Бегин назначил Иорама Аридора[14] на пост министра финансов вместо Игаля Горвица.
Молодой активист партии Ликуд, Аридор обладал немалыми интеллектуальными способностями, но не имел достаточного опыта практической деятельности в сфере бизнеса. С одобрения Бегина он сразу же принял на вооружение неупорядоченную версию экономики предложения[15], резко сократив налоги и пошлины на импортные товары, а затем “направив” все скромные резервы иностранной валюты Израиля в банковскую систему, с тем чтобы увеличить покупательную способность шекеля. Дальнейшие события можно определить как вспышку бездумного расточительства: покупатели ринулись в магазины, сметая с полок и прилавков все импортные товары и предметы роскоши, включая телевизоры и видеокамеры. Затем, накануне праздника Песах в 1981 г., правительство объявило о снижении цен на целый ряд основных продуктов питания, которые ранее были исключены из списка субсидируемых, — иными словами, фактически вернуло прежние субсидии.
Эта популистская политика фактически означала в чистом виде экономическое самоубийство. Впрочем, в краткосрочной перспективе Бегину удалось достичь определенного политического успеха, убедив сотни тысяч избирателей (из числа граждан страны неевропейского происхождения), что их доходы (или, во всяком случае, покупательная способность) поднялись на новый уровень. Как бы то ни было, вопросы экономического характера все-таки вызывали у бедных слоев населения не столь значительный отклик по сравнению с вопросами внешней политики, а также войны и мира — а именно в этих областях Бегин ощущал себя сильным лидером. Его агрессивная риторика, его не знающее компромиссов, настойчивое провозглашение идеи “неделимой Земли Израиля” — все это выглядело особо привлекательным для разочарованной своим положением, националистически настроенной части населения, выходцев из стран Востока. В ходе предвыборной кампании 1981 г. Бегин эксплуатировал их чувство негодования, их обиды на этнической почве еще более откровенно, чем во время предыдущих выборов. Выступая перед такой аудиторией (встречавшей его восторженными криками “Бегин, Царь Израильский!”), премьер-министр говорил о Пересе как о “саботажнике”, а о рабочем Блоке, в котором преобладали ашкеназы, как о “кибуцниках-миллионерах, проводящих свое время в плавательных бассейнах и салонах красоты”. Как-то во время выступления Переса на митинге в Иерусалиме кучка марокканских хулиганов забросала его помидорами, и он был вынужден покинуть трибуну, не в силах сказать ни слова. Аналогичного приема удостаивались и другие представители Блока. Толпа переворачивала их автомобили, громила партийные центры. Как-то, в состоянии раздражения, Перес назвал своих политических оппонентов “хомейнистами” и посоветовал им вернуться в страны своего исхода. Такую тактику Переса нельзя было назвать продуктивной.
Следует признать, что фундаментальная ошибка Израильской партии труда заключалась в том, что она сосредоточивала свое внимание на вопросах внешней политики вместо того, чтобы обратиться к таким насущным проблемам, как инфляция, снижение реальных доходов населения, бюрократическое засилье. Перес и его сторонники, в не меньшей степени, чем представители правого лагеря, уделяли внимание вопросам палестинского государства или нового раздела Иерусалима, но они предпочитали рассматривать территориальные уступки в контексте мирного урегулирования. Такой умеренный подход являлся превосходной мишенью для пламенных призывов и яростных нападок Бегина. В немалой степени положению дел в лагере социалистов вредили и распри между Рабином и Пересом (опубликованные незадолго до этого мемуары Рабина содержали множество откровенных и резких нападок на своего соперника). Как показывали опросы, проведенные в феврале 1981 г., социалистический Блок должен был одержать на выборах несомненную победу. Четыре месяца спустя, в день выборов 30 июня, оказалось, что к финишу Блок и Ликуд пришли с примерно одинаковыми результатами. Хотя Блок значительно упрочил свое положение в кнесете, от 32 до 47 мандатов, Ликуд также увеличил число своих депутатов, от 43 до 48. Дальнейший анализ показал, что число голосов, поданных за Ликуд, увеличилось на 375 тыс. со времени выборов 1977 г., причем более 60 % этого прироста пришлось на счет представителей восточных общин. В условиях практического равенства результатов, достигнутых двумя основными партиями, вопрос большинства в кнесете опять оказался в руках религиозных партий. В особенной степени от их доброй воли теперь зависел Ликуд, чье превосходство выразилось в одном-единственном мандате (Гл. XXIX. Религиозные партии называют свою цену).
К счастью для Бегина, его лагерь теперь не раздирали разногласия по палестинскому вопросу. После ухода Даяна, Вейцмана и Ядина новый кабинет мог позволить себе выступить с бескомпромиссной формулировкой для представления кнесету. В рамках этой формулировки статус Иерусалима определялся следующим образом: “вечная столица Израиля, неделимая, полностью находящаяся под суверенитетом Израиля”; декларировалось также “право еврейского народа на Землю Израиля” как “вечное, неоспоримое право, самым тесным образом связанное с правами на безопасность и мир”. В такой формулировке даже упоминания не было о хотя бы культурной автономии арабского населения. В сущности, даже самый язык формулировки знаменовал собой полное отрицание принципов Кэмп-Дэвидского рамочного соглашения по палестинскому вопросу.
Катастрофические последствия в Египте
Если даже умеренные силы в Израиле были ошеломлены победой Бегина на выборах (не говоря уж о той тактике, которой была достигнута эта победа), то тем большую тревогу эта победа вызвала в Египте. Садат к тому времени находился в состоянии изоляции, даже в своей стране. Его обещания “мира для региона” и “новой эпохи экономического процветания” так и не сбылись. Западные инвесторы не торопились вкладывать деньги в едва держащуюся на плаву египетскую экономику. В состоянии отчаяния правительство Египта готово было получать иностранные займы на условиях едва ли ни грабительских. Мухаммед Хейкал, главный редактор египетской газеты “Аль-Ахрам[16]”, писал в этой связи, что “со времен Исмаил-паши Египет не являл собой картину столь массовых и организованных грабежей”. Многие политические партии страны обвиняли Садата в попустительстве коррупционерам. Считалось, что его хорошие отношения с Вашингтоном не только не приносят никакой пользы, но даже опасны для страны. В 1980 г. президент разрешил бомбардировщикам ВВС США пользоваться египетскими авиабазами в Кене, Западном Каире и Рас-Банасе. В ноябре того же года 14 тыс. служащих наземных войск армии США, при поддержке самолетов тактической авиации, провели совместные с египетскими вооруженными силами маневры в пустыне, в условиях, приближенных к боевым. Египтяне все чаще задавались вопросом: какая польза их президенту от сотрудничества с американцами? Вместо того чтобы оказывать давление на Израиль, Вашингтон все чаще говорил о некоем неясном ближневосточном “стратегическом консенсусе”, направленном против воображаемой советской угрозы, которую мало кто уже был готов воспринимать всерьез.
А тем временем позиция Израиля отнюдь не становилась более продуктивной. Внешне отношения между двумя странами выглядели вполне корректными. В октябре 1980 г. президент Израиля Ицхак Навон[17] посетил Каир с государственным визитом. В декабре 1980 г. премьер-министр Египта Мустафа Халиль[18] и государственный министр Бутрос Бутрос-Гали были почетными гостями съезда Израильской партии труда в Тель-Авиве. 4 июня 1981 г. Садат и Бегин провели однодневную встречу на высшем уровне в Шарм-аш-Шейхе. А буквально через три дня израильтяне разбомбили иракский атомный реактор. Близость этих двух событий во времени была унизительной для Садата. А за этим последовали выборы, и Бегин сохранил свою власть. И все-таки, желая спасти ход мирного процесса, а также опасаясь подвергать риску намеченный на апрель 1982 г. отвод израильских войск из Синая, египетский лидер еще раз встретился с Бегином в конце августа 1981 г. в Александрии. В ходе встречи была достигнута договоренность о возобновлении в сентябре переговоров по вопросу Палестинской автономии, а также о расширении торговых связей, культурных и туристических контактов. Терпение и выдержка Садата были достойны удивления. Было очевидно, что он пытается выиграть время, не желая признавать неудачу своего любимого детища — ближневосточной мирной инициативы.
К довершению всех трудностей, стоявших перед Садатом, в начале 1980-х гг. исламский фундаментализм в Египте, как и повсюду в мусульманском мире, снова начал обретать силу и размах. Именно фундаменталисты, из числа всех критиков политики, проводимой Садатом, с особой ненавистью относились к прагматизму и прозападной ориентации президента. Кади[19] упрекали его в поощрении коррупции, в “предательстве” интересов палестинского народа и в стремлении к “союзу” с американцами и израильтянами. Магнитофонные кассеты с записями этих “обвинений” и “разоблачений” тиражировались тысячами копий. В числе тех, кто регулярно прослушивал такие кассеты, был и юный армейский лейтенант Халед Ахмад Шавки аль-Исламбули, принадлежавший к тайной группировке фундаменталистов, которые “приговорили” Садата к смерти. И вот в сентябре 1981 г. Исламбули узнал, что его включили в число участников большого военного парада, проводимого в Каире 6 октября, в годовщину форсирования Суэцкого канала (1973 г.). На этом параде, как обычно, должен был присутствовать Садат. И тогда молодой офицер принял решение лично привести в исполнение смертный приговор. Он посвятил в свои планы троих солдат своего подразделения. Когда после полудня 6 октября началось прохождение артиллерийской колонны, орудие и расчет Исламбули оказались в ближайшем к трибунам ряду. Выхватив пистолет, лейтенант приказал ничего не подозревавшему водителю тягача остановиться.
Был ровно час дня. На трибуне сидели Садат, рядом с ним вице-президент Хосни Мубарак и другие видные государственные деятели в окружении восьми телохранителей. Все, однако, были захвачены зрелищем пролетавших над площадью боевых самолетов и неотрывно смотрели вверх. Исламбули, спрыгнув с тягача, бросил гранату в сторону трибун. Трое солдат-сообщников также начали бросать гранаты и открыли стрельбу из автоматов. Пока их успели схватить, Садат был убит, и многие из сидевших на трибуне также были убиты или ранены. Вице-президент Мубарак каким-то чудом не получил ни царапины.
Реакция в Египте на убийство президента была более чем сдержанной. В день похорон улицы Каира выглядели пустынными. Для участия в траурной церемонии прибыли практически исключительно представители стран Запада. Соединенные Штаты представляли три бывших президента — Картер, Форд и Никсон, Великобританию — принц Чарльз[20]. От Франции прибыл Франсуа Миттеран, от Германии — канцлер Гельмут Шмидт[21]. Прилетел и Менахем Бегин, чтобы отдать последний долг своему “другу” и “партнеру по мирному процессу”. Бросался в глаза тот факт, что на похоронах присутствовали представители лишь трех стран Арабской лиги — Судана, Омана и Сомали. В день убийства “Радио Дамаска” заявило со всей откровенностью: “Предателя настигла смерть”. В Ливане и Ливии народ радостно танцевал на городских площадях.
В Египте девизом нового руководства стало слово “преемственность”. Вице-президент Мубарак вступил в права наследства столь же скоро и решительно, как и Садат в свое время наследовал Насеру. В первых же своих официальных заявлениях Мубарак торжественно заверил, что он “не отступит ни на йоту” от мирного курса своего предшественника. Тем не менее как в Вашингтоне, так и в Иерусалиме испытывали чувство серьезной обеспокоенности. На кораблях Шестого флота США была объявлена боевая готовность, и два самолета системы АВАКС приступили к патрулированию египетско-ливийской границы. В Израиле Бегин приветствовал заявление Мубарака и, в свою очередь, выразил уверенность, что египетский президент будет придерживаться существующих между странами договоренностей. Впрочем, обе стороны превосходно понимали, что в противном случае последняя стадия вывода израильских войск из Синая может затянуться на неопределенный срок. И тем не менее в сердцах израильтян затаилось опасение, что со смертью Садата мирный процесс может ожидать такая же участь.
Религиозные партии называют свою цену