— Не могу рассказать, — отрицательно качает головой Марк.

— Ты же сказал: спрашивай что пожелаешь!

— Ты можешь спрашивать все, что угодно, про меня. — Он искренне разводит руками. — Я не могу нарушать частную жизнь других.

Справедливо ли это замечание? Не знаю. Не знаю, что думать обо всем этом. Возникшая передо мной правда слишком ужасна.

— Хорошо. Что это за люди? — с трудом задаю я следующий вопрос.

— Как правило, богатые и интеллигентные. Умные и образованные.

— Но зачем?

Марк пожимает плечами, будто этот вопрос ниже его или же моего достоинства. Меня это не волнует.

— Когда проводят мистерии? — допытываюсь я.

— Каждое лето. Они начинаются в июне и завершаются в августе или сентябре.

— Значит, они начнутся очень скоро?

— Да.

Мне придется спросить. Но я не хочу спрашивать об этом. Не могу. Однако у меня нет выбора. Марк прав в одном: наши отношения не смогут развиваться, если я не буду знать правду. А если я ее узнаю, то, может, не захочу увидеть Марка вновь. Может, моя жизнь снова меняется, во второй раз за двенадцать часов.

— Ты участвуешь в них, да? — медленно произношу я. Он кивает. — И ты хочешь, чтобы я тоже стала их частью?

Ужасающая пауза.

— Да.

— И что будет со мной, Маркус? — резко говорю я. — Я буду как та римлянка на фреске? Меня будут хлестать кнутом, точно лошадь?

Он не отвечает. Может, я и рада этому.

Слева от меня жужжит пчелка, паря над ярко-алым цветком. Марк делает несколько шагов прочь, глядя на старый римский магазинчик с мраморным прилавком, в котором вырезаны ровные круги.

— Здешние места, магазины… — произносит Марк. — Из всех достопримечательностей Помпей именно эти маленькие магазинчики больше всего трогают меня. — Он опускает взгляд, ласково проводит рукой по старому мрамору. — Раньше эти отверстия использовали для мисок с горячей едой навынос. Здесь были харчевни. Ресторанчики фастфуда. — Он делает широкий взмах рукой. — Икс, разве ты не видишь ее? Слегка подвыпившую римскую женщину, которая подает еду на этот прилавок, отгоняет мух от баранины, вытирает руки о фартук и вспоминает о своем муже, ушедшем служить в легион… — Пауза. — Живая история. Вот что действительно трогает меня. Человеческие судьбы. Благородная трагедия повседневности.