– Тем не менее что это доказывает? Что вы знаете имя парня, который меня забрал? Хорошо. Но он не имеет ничего общего с Мейсоном.
Я посмотрела на папу, надеясь, что он меня поддержит, и тут заметила другие пластиковые баки. Они все были чем-то заполнены.
Это что, мой зеленый шарф?
Мои желтые варежки?
Мой дневник со стихами? Я думала, что потеряла его.
– Джейн? – позвала агент Томас.
Я покачала головой и повернулась, чтобы осмотреться. От движения комната поплыла. Папа бросился ко мне, но было уже поздно. Мои колени подкосились, и я рухнула на пол.
Сейчас
62
Я бегу.
Потому что не могу заснуть.
Потому что Память не сможет меня поймать, если я хорошенько разгонюсь.
Потому что дверь в комнату моих родителей закрыта, но Ночь не может меня не пустить.
Потому что мне нельзя выходить в этот час, особенно после всего, что произошло, особенно в одиночестве. И бунт придает мне немного сил.
Колокола ратуши бьют трижды. Я бегу по дорожке, ведущей к Безымянному парку. Фоном мелькает гавань. В это время года здесь полно парусников, но темнота их поглощает. Только мигающая лампа маяка напротив напоминает мне, где я нахожусь.
Я подхожу к краю обрыва и смотрю на гавань, представляя себя мазком черной краски на фоне моря и неба – неясным, невидимым, безликим. Ветер обдувает мое лицо, глаза слезятся.
Я остановилась, и в голове вспыхнули вопросы; они давят мне на затылок. Почему монстр так усердно старался запастись моими любимыми вещами, но не делал того же самого для Мейсона? Почему не предоставил Мейсону контактные линзы и раствор или хотя бы запасную пару очков? Почему он давал Мейсону антациды со вкусом мяты, если знал про аллергию? И почему в доме нашли только мои фотографии и вещи?
В доме, не на складе.
С застекленными окнами, а не зарешеченными.
Чистая кожа, а не с татуировкой.