Я медленно продвигалась по коридорам умирающей Желявы, и сердце кровью обливалось от того, что я видела свой дом таким — скотобойня. Людей словно привели сюда насильно, они пытались убежать, но бежать было некуда от бездушного мясника и его ножа. Людей кромсали на глазах друг у друга, прямо как животных десятки лет назад резали одного за другим в цехах скотобоен, обложенных холодным кафелем, чтобы легче было смывать кровь. Я до сих пор помню одну фотографию того жуткого места, где мясник в резиновых сапогах и клеенчатом фартуке перерезает глотку свинье, пока вторая свинья стоит всего метре от них, уставившись в стену. Она не желала видеть смерть своего собрата, она была напугана, она не хотела умирать, но знала, что будет следующей.

Вот, что я видела в коридорах Желявы — бойню. Я перешагивала через еще живых людей, которых зараженные расчленяли заживо прямо на моих глазах. Люди вопили так истошно, что меня пробирал страх до костей. Так же как и ту свинью. Но я была не в силах им помочь. Так же как и той свинье. Я могла лишь наблюдать.

Если я попытаюсь защитить хоть кого-нибудь, меня растерзают. Зараженные клацали на меня зубами, подпрыгивали к самому подбородку, нюхали с ног до головы, словно предупреждали, чтоб не вмешивалась в их пирушку, не портила веселье, иначе меня ждет такая же участь. Я была едва уловимым призраком, который мог лишь наблюдать, и не мог вмешиваться.

В коридорах их набивалось по три-четыре десятка — это была просто резня. Один зараженный может прикончить до пяти солдат, с простыми гражданскими же они разделывались, как мясники с телятами — бездушные убийцы и беспомощные малыши.

Вдруг я услышала хлюпающий шепот:

— Спаси его…

Я не сразу нашла источник шепота в этом кровавом аду с расчлененными телами, а потом глаза наткнулись на женщину у стены, на которой сидел зараженный. Ее тело дергалось, когда он рвал ей плечо. Он уже почти откусил ее руку по линии плеча, высасывая кровь, но от болевого шока она скорее всего уже начала терять сознание.

— Спаси… — прошептала она.

Ее глаза больше не видели меня, она ушла в туман. И тут я увидела то, отчего у меня остановилось сердце и замерла душа.

Под телом женщины — между стеной и ее поясницей — прятался ребенок лет шести. Совсем маленький, что сумел уместиться в гнездышке между стеной и матерью, которая защищала его до последнего вдоха. Она закрыла его своим телом, он боялся пошевелиться и не издавал ни звука, надеясь, что зараженный не заметит его.

Но зараженный знал, что под женщиной прячется малыш, он просто оттягивал момент, когда сможет полакомиться столь молодым мясцом.

— О Господи, — вырвалось у меня.

Я вцепилась в автомат, и тут зараженный резко оторвался от трапезы и посмотрел на меня. Я явственно учуяла изменения в его позе — он готовился атаковать меня. Прошла вечность, пока я соображала, как вытащить ребенка из-под женщины и уволочь его в ангар.

И тут я заметила их всех.

Они окружили меня и медленно подбирались, словно теперь я стала их добычей. Я чувствовала на себе их взгляды, слышала их учащенный пульс, а еще я понимала их мысли. Они знали, кто я такая, и словно предупреждали о том, что прикончат меня, если я совершу глупость.

Я глубоко вздохнула, успокаивая свою ярость — именно ее они чуют. Они чувствуют, что я готова сопротивляться, и тем я уничтожу себя, потому что их здесь около тридцати особей, у меня вообще никаких шансов.

Я посмотрела на малыша. Господи, сколько смысла в больших бездонных глазах ребенка! Он все понимал!

— Прости… — вырвалось у меня из груди и я заплакала.

На секунду мне показалось, что зараженный ухмыльнулся, словно праздновал свою победу, свой кровавый триумф, а потом одним резким движением отбросил тело женщины в сторону и схватил ребенка.

Тот завизжал так пронзительно! У меня сперло дыхание, а душа выпорхнула из груди, когда зараженный поднял малыша с пола, удерживая его крохотное тельце всего одной рукой. Остальные зараженные вокруг меня неистово зарычали, как зеваки сотни лет назад, собирающиеся на площадях, чтобы посмотреть на казнь. Сожжение ведьм и еретиков, отрезание голов, колесование, расчленение — все это люди творили сами с собой, жесточайшими образами терзали людей, многие из которых были невиновны. Да даже если бы были виновны, ни одно живое существо не должно проходить через это!