Да и фильм не позволяет справиться с собой. Я цепенею. События на экране развиваются всё стремительнее, превращая сцену в интимную. И напор Стаса усиливается. На этот раз он смотрит не только на мою реакцию. Стас чувственно блуждает взглядом по моим губам и шее, а потом скользит ниже, жадно оценивая тело. Я невольно дрожу. Его взгляды как прикосновения. Они обжигают. Противоречивость собственных эмоций сбивает, сводя с ума.

Это слишком. Такое издевательство — самое жестокое для меня. Хотя, с другой стороны, ничего не происходит. Стас даже не придвинулся ближе. Если я предъявлю ему что-то, он запросто сможет списать это на мои безумные фантазии. Но что тогда, попросить его смотреть в экран?

Не выдержав, я разворачиваюсь к Стасу.

И тут же замираю.

Я встречаюсь с завораживающе горящим взглядом в сочетании со странной улыбкой. Если Стас смеётся надо мной, обескураживая таким выражением, то он очень хороший актёр. Слишком… Я даже не знаю. Его взгляд заставляет моё сердце сжиматься.

— Если тебе неинтересен фильм, можем сменить его, — говорю я, с трудом узнав свой голос.

— Да ладно, — притворно удивляется такому щедрому предложению Стас. — А разве мы не играем по твоему сценарию?

— Я ни во что не играю, — с готовностью возражаю я, радуясь смене темы. — И раз уж мы проводим этот месяц вместе, я готова учитывать твои желания.

Не самая удачная формулировка. Но, к сожалению, я понимаю это лишь когда слова уже сказаны.

— Мои желания… — повторяет Стас с предвкушающими нотками. — Звучит заманчиво.

Он не ограничивается словами, переведя красноречивый взгляд на мои губы. Я на секунду закрываю глаза, собираясь с мыслями. Он явно помнит слова Риты, вот и увидел повод ими воспользоваться. А мне стоит сосредоточиться на своём вчерашнем решении.

— Конечно, я говорю о желаниях, которые не идут вразрез с моими, — твёрдо уточняю я, не избегая его опасливо потемневшего взгляда. — С фильмом я готова пойти на уступки.

Стас чуть двигается ко мне. Я улавливаю это скорее на интуитивном уровне, чем вижу наверняка. Довольно-таки ненавязчивый жест, почти незаметный… При этом Стас не отводит взгляда, настырно блуждающего по моему лицу.

— Возможно, ты захочешь пойти на уступки не только с фильмом, — вкрадчиво заявляет Стас, словно подбираясь в моё подсознание.

Я не выдерживаю. Резко встаю, тяжело вздыхаю. Больше не беспокоюсь о том, чтобы казаться непоколебимой.

— Значит так. Я не знаю, зачем ты всё это делаешь и так себя ведёшь, но я прошу тебя: не надо ко мне приставать. Ни намёками, ни действиями. И уж тем более не надо ко мне прикасаться, — конечно, этого он ещё не делал, но я достаточно завожусь, чтобы высказать тревожащие мысли и на будущее. — Я знаю, что в глубине души ты не так безжалостен, как кажешься. В конце концов, ты не стал будить меня, как я и просила. Так что я снова прошу тебя: можешь продолжать вести себя, как хочешь, но без… В общем, ты меня понял.

Моя речь звучит сбивчиво и неровно. То просительно, то жёстко. То громко и убедительно, то тихо и неуверенно. Я ещё никогда так не нервничала. Увы, это было заметно.

Стас вдруг резко посерьёзнел, и его взгляд становится скорее настороженным.

— Успокойся, я не собираюсь к тебе приставать, — тон не звучит мягко или утешительно, но почему-то подбадривает грубоватой твёрдостью.

Я заметно успокаиваюсь. Постепенно и сердце перестаёт колотиться, как сумасшедшее. Я даже сажусь обратно, всё больше расслабляясь.