Книги

Исповедь странного человека

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты что, урод, ревешь, что-ли? — он издевательски заржал.

— И ты с ней! — продолжал он. — Ну, впрочем, блядям-то по херу, ага?!

Его ржач стал еще больше.

— Сколько, хоть берет? — подошел он и толкнул в плечо. — Ты что, оглох?

Я не знаю, как это случилось, но я увидел как его зрачки, удивленно расширяются и мой кулак врезается ему в щеку. Его голову отнесло в сторону, а я не соображая ничего, ударил еще. Как раз в это время он поворачивал голову обратно (слаб был удар!) и получил точно в нос. Из ноздрей, как в замедленном кино, не спеша, потекла кровь.

Он взревел и, отбив, следующий удар, сам вмазал в ответ. Попав в плечо, он выругался и дал со второй. Как раз тогда, когда я пнул его по яйцам.

Не точно! Он охнул и, зарычав, кинулся на меня, сбивая с ног. Пакет с едой, итак уже изрядно порванный, полетел в сторону, и мы рухнули на землю.

Он извернулся и мне в грудь прилетело два удара. Дыхание пережалось, тут же посыпались удары по лицу. Сквозь туман я увидел летящий мне в лицо ботинок, уже стоящего на ногах противника, и только успел закрыться руками. Пнув еще пару раз по телу, он успокоился, и я слышал его тяжелое дыхание.

— Вот, урод. Курточку порвал, — он сплюнул несколько раз. — Вот гондон, твою мать.

Прилетело еще несколько сильных пинков, снова вышибая, только было восстановившуюся дыхалку.

— Слышь ты! — он несильно пнул меня еще раз в бок. — Чтоб больше со своей шлюхой мне на глаза не попадались! Вообще убью!

Ругаясь и сплевывая, он ушел. Я с трудом сел (да и то не сразу), схватился за лавку и попытался встать. Бок пронзила резкая боль, я со стоном рухнул обратно.

Посидев некоторое время на земле, я перебрался на лавку и перевел дух. Скрючившись, я отыскал пакет и побрел домой. Подъем по ступенькам оказался невероятно труден, как будто на Эверест забирался. Ключи от квартиры чудом остались в кармане, проверить их наличие там внизу я забыл. Трясущимися руками я еле открыл дверь и буквально ввалился в квартиру. Из зеркала в прихожей на него глянул избитый, весь в грязи незнакомец. Фингалов видно не было (пока не видно), но скула изрядно подпухла, нос болел, и кажется, шатался зуб. Из рассеченной брови на глаз стекала кровь, из-за чего глаз щипало немилосердно, и он отказывался видеть.

Но самое поганое — одежда. Джинсовка, только год ношеная, была изрядно вымазана в грязи, а из прорехи на рукаве выглядывал локоть.

* * *

Тогда, наверное, и перемкнуло что-то в голове. Нет, он не побежал с ломиком догонять обидчика. Он вдруг понял, что большинство людей, такое же дерьмо.

Вспомнился отец, его лицемерное «Прости». Вид плачущей матери и выражение его, отца, лица, — нетерпение, досада и брезгливость. Хлопок двери и все. Отец даже не попрощался с ним, его сыном. Торопился…

И обеспеченная жизнь Жени кончилась, не начавшись. Ладно, хоть отец оставил эту квартиру, двушку, и им не пришлось мыкаться по родне и съемным квартирам.

Потом я узнавал, отец выбился в люди и уехал в Москву. Он был журналистом. И видно неплохим, но для меня, все равно, что мертвым. Никогда не прощу!

А мои одноклассники, тупое ненавистное стадо, как узнали, что моя мать — уборщица в этой же школе, так и насели скопом, обидно и унизительно подшучивая при каждом удобном случае. Еще, наверное, их злило, что он, несмотря на это, все же учился. И неплохо…

* * *

…Под теплой водой отозвались жжением рассеченная бровь, губа, и содранные при падении ладони. Руки еще слегка дрожали, и это почему-то привело его в бешенство.