Книги

Искушение. Книга 1. Перстень Змеи

22
18
20
22
24
26
28
30

Не дожидаясь реакции Гумилева, китаец продолжал, — во-первых, наши специалисты должны быть допущены ко всей технической документации по проекту, во-вторых, сборка оборудования будет производиться на предприятиях КНР и, главное, наш представитель займет должность заместителя начальника исследовательского подразделения вашей корпорации, то есть господина Бунина.

Андрей почувствовал приближение адреналового криза. Сорочка прилипла к спине, мысли стали путаться. Сделав глубокий вздох, он выпил залпом чашку уже остывшего чая. Когда официант вновь наполнил ее, Андрей, отпив глоток, взглянул в глаза собеседника и тихо произнес: «Весьма сожалею, но Ваши предложения не приемлемы для российской стороны. Благодарю за столь изысканный ужин, но в настоящее время дела требуют моего присутствия в Москве, вынужден покинуть Вас». Голос его подрагивал. Зажав в руке салфетку в побелевшей от напряжения руке, Андрей стал подниматься из-за стола.

— Андрей Львович, — хозяин неожиданно перешел на английский язык, — не спешите, поверьте, нам есть о чем поговорить…

Гумилев нехотя опустился в кресло. Абсурдность китайских требований была настолько неожиданна, что он не представлял, что можно еще обсуждать.

Пауза затягивалась. Китайцы, явно, ждали ответной реакции Гумилева, но он демонстративно молчал, предпочитая, чтобы хозяин сам выходил из столь щекотливой ситуации.

— Хорошо, я поясню, почему мы выдвигаем такие жесткие условия, — Синьпину, явно, не нравилось, что приходится уговаривать этого русского.

— Андрей Львович, как я уже сказал, средства, которые мы планируем инвестировать в проект, более чем значительны. Ставки высоки, а уверенности в реализации «Искусственного солнца» у нас нет.

— Поэтому вы хотите получить доступ к технической документации и превратить российскую идею в китайскую разработку? — Андрей решил больше не сдерживаться и говорить все напрямую. Это был его любимый проект и отдавать его кому бы то ни было, он не желал. Даже за очень большие деньги.

— Боже упаси, — на лице хозяина отразилось неподдельное удивление, — ни в коем случае. Все дело в том, что наши аналитические спецслужбы уверены в существовании информационных утечек в Вашей корпорации. Прямых фактов, пока, мы не имеем, тем не менее, посудите сами — все ваши новейшие разработки, техническую реализацию, которых вы размещаете на китайских предприятиях, очень часто уже выполняют другие наши предприятия по заказам других IT-компаний.

Казалось, что зажатая в руке Андрея салфетка сейчас даст сок. Он чувствовал, что бешенство захлестывает его.

— Кто? — прохрипел Гумилев.

— Да не волнуйтесь, Вы так, Андрей Львович, — на лицо китайского партийного функционера была надета маска вежливого участия.

— Уверен, что Вы имеете информацию о том, кто бы это мог быть, — Андрей впился в глаза Синьпину. Он снова залпом выпил чай.

— Андрей Львович, я бы предложил Вам выпить что-нибудь покрепче, но думаю, что это лучше сделать позже, — на лице хозяина не было и тени улыбки. Чен и Ван сидели, словно две статуи, не издавая ни звука.

— Вы не ответили на мой вопрос. Даже если это государственная или коммерческая тайна, вопрос слишком серьезный. Конечно, внутреннее расследование мы проведем, но от контракта с Вами я вынужден буду отказаться.

Казалось, воздух потрескивает от пронизывающего его электричества.

— Хорошо, это компании, которые контролирует ваш соотечественник — господин Беленин. Видите, я предельно откровенен с Вами.

Еще одна чашечка чая… «Значит, Санич был прав. Кто-то из наиболее информированных людей, имеющих доступ ко всей технической документации, ведет за его спиной двойную игру».

— Благодарю за откровенность, но согласиться на ваши предложения я не могу. Предлагаю, вернуться к нашим переговорам после расследования, которое я проведу лично, — Андрей встал из-за стола, давая понять, что переговоры окончены.

— Жаль, господин Гумилев, что мы не смогли договориться, возможно, в ближайшее время мы уже не сможем так посидеть и поговорить в столь непринужденной обстановке, — на лице партийного бонзы читалось искреннее огорчение.