Они сидели рядом на старом поваленном ветром дереве, в десятке шагов от них храпели и били копытами кони. В отдалении горел костер, возле которого сидели люди боярина Боб-рока.

— Князь, что заставило тебя самого скакать ко мне? — тревожно спросил Боброк, стараясь рассмотреть в темноте лицо князя Данилы. — Ведь знаешь, что после ухода полочан к Андрею Ольгердовичу вокруг твоей усадьбы полно глаз и ушей боярина Адомаса.

— Знаю это, боярин, да только не было времени у меня ждать твоего человека, а своего посылать опасно — не ровен час, схватят его ищейки Адомаса. Вот и пришлось скакать самому. На меня они без приказа напасть не посмеют.

— А что за известие привез ты?

— Беда, боярин. Вчера прискакали к Ягайле гонцы с русского порубежья и принесли весть, что князь Дмитрий оставил в Москве только брата своего Владимира Серпуховского с малым войском, а сам со всей русской ратью двинулся через Коломну против Мамая. И уже сегодня Ягайло приказал готовить все свое войско к походу.

— Торопится Ягайло, торопится.

— Неужели он решил не дожидаться гонца Мамая?

— Кто его знает, князь. Ягайле сейчас не до ордынских грамот. Ему надо не опоздать и себе кусок русской земли отхватить.

От преданных людей, бывших в окружении рязанского Олега, князь и боярин уже знали содержание той грамоты, что отбили их люди на степном литовском порубежье. Еще раньше литовские и рязанские рослы встречались с Мамаем в его ставке на реке Воронеж и договорились, что все три войска должны встретиться на Дону первого сентября. И в своих грамотах, посланных в Рязань и Литву, Мамай сообщал, что в его планах ничего не изменилось. Но поскольку наемная итальянская пехота, навербованная в Генуе, прибыла к нему позже, чем обещала, он вынужден задержать свое выступление на Русь на несколько дней. А поэтому он пришлет князьям Олегу и Ягайле еще одно сообщение уже об окончательном месте и времени их встречи.

Вот на этого гонца с новой ханской грамотой и возлагали Боброк и князь Данило все свои надежды. И потому лихорадочная активность литовцев после получения Ягайлой известия о начале движения русских войск на Дон застала их врасплох.

Боброк поднял опущенную в раздумье голову, глянул на собеседника.

— Да, князь, многое мы с тобой сделали, чтобы подольше задержать Ягайлу в Литве, да, видно, не все. Самый решающий момент наступил как раз сейчас. Три дня простоять бы Ягайле в Литве, только три дня — и пусть делает что хочет. Судьба Руси решится на берегах Дона без его участия.

Князь Данило тронул свои длинные усы, пристально глянул на Боброка.

— Но эти три дня нам не подарит никто. Нам самим придется их вырвать у Ягайлы. И потому у нас остался только один выход. Надо посылать с письмами Иванко.

— Иванко? — тихо переспросил Боброк.

— А скажи мне, боярин, разве ты сам раздумывал бы о своей жизни, если бы в эту минуту от тебя зависела судьба Руси?

— Нет, князь, большей чести для воина, чем умереть за родную землю.

— Тогда на будем терять времени.

Он громко хлопнул в ладоши, и перед ним выросла фигура одного из дружинников.

— Десятский, сходи к огнищу. Скажи боярскому человеку Иванке, что боярин Боброк кличет его к себе.