Адомас грустно усмехнулся.
— Ты слетаешь ошибку, великий князь.
— Ошибку? Какую?
— Мы оба знаем русичей. Они не дрогнут и не отступят в бою. Будут биться с твоими панцирниками до последнего вздоха, и в лучшем случае у тебя останется только половина твоего отряда. А на тевтонском порубежье были ведь не только полочане, там остались еще и другие русские дружины. Что будет, когда они узнают, что ты уничтожил их братьев-полочан?
Ягайло нахмурился.
— Ты прав, боярин. Я знаю это проклятое славянское племя. Они никому не прощают своей пролитой крови. И поэтому я возьму с собой не восемь, а двадцать, тридцать тысяч своих лучших воинов. Я уничтожу не только полочан, но и любого, кто только выступит против меня.
В комнате раздался звук, напоминающий скрип колес плохо смазанной телеги. Это смеялся Адомас.
— Великий князь, и спасибо тебе за это скажет в первую очередь московский Дмитрий. Ведь своей распрей и борьбой с литовскими русичами ты добьешься как раз того, чего он так хочет: ты погрязнешь в своих междоусобицах, и твои братья возьмут тебя голыми руками.
Плотно сжав губы и дыша как загнанная лошадь, Ягайло некоторое время молчал.
— Ты опять прав, боярин, — наконец выдавил он из себя. — Я не могу сейчас воевать со своими подданными, особенно с русичами. Но я не могу и прощать открытой измены. Что же делать?
— Великий князь, мы слышали о полочанах только из уст гонца воеводы Лютвитаса. Но что может понимать в таких делах простой воин? И я предлагаю увидеть все своими глазами. Там, на месте, мы и найдем ответ.
Ягайло даже не раздумывал. — Я согласен с тобой, боярин…
Почти без отдыха Ягайло гнал свой отряд навстречу русичам. Впереди шла дозорная сотня, за ней в первой тысяче скакали великий князь и Адомас, а уже за ними растянулись и остальные семьдесят сотен тяжелой литовской конницы.
План великого князя был прост: перехватить русские дружины как можно дальше от районов со славянским населением, могущим выступить на их стороне, устроить им в удобном месте засаду и заставить сложить оружие.
Но судьба вносит свои поправки в любые планы. Передовая тысяча, в которой скакали они с Адомасом, только спустилась в широкий, извилистый лесной овраг, как Ягайло по сбившейся рыси своего жеребца и тревожному ржанию, раздавшемуся сразу в нескольких местах колонны, почувствовал, что размеренное, устоявшееся движение его отряда нарушено чем-то непредвиденным. Он распрямился в седле, сбросил с головы складки плаща, которым прикрывался от мелкого моросящего дождя, и быстро взглянул вперед. То, что он увидел, заставило его до крови закусить губы, чтобы сдержать крик ярости и обиды.
Ягайло не успел еще ни о чем подумать, в голове еще не мелькнуло ни одной связкой мысли, а кровь уже хлынула в голову, сердце застучало в груди тяжелым молотом. Он сразу понял: это конец, схватка с русичами уже закончилась, даже не начавшись, и он, великий литовский князь Ягайло, проиграл ее полностью. На противоположном скате оврага, на самой его вершине, прямо посреди лесной дороги, стояла группа конных. Все в них: и остроконечные, с еловцами, шлемы, и червленые щиты, и длинные прямые мечи, все их убранство и снаряжение было ему до мельчайших деталей знакомо и все-таки было чужим. Потому что перед ним стояли не его панцирники, а воины-русичи. Их было не больше десятка, но великий князь сразу узнал среди них и воеводу Раду, и тысяцких Всеслава и Александра. Это означало, что перед ним не передовой русский разъезд, случайно наткнувшийся на литовцев. Это была засада, западня, устроенная ничем не хуже той, что собирался устроить сам Ягайло. Он не ожидал от русичей такой быстроты и считал, что сможет встретить их только на следующий день. Он просто забыл о выносливости русской пехоты, славящейся еще со времен последнего киевского князя-язычника Святослава своими беспримерными переходами и способностью вступать в бой прямо с марша.
Забыв о дожде, не чувствуя, что по желобку на спине бежит струйка воды, стекающей с шлема, Ягайло смотрел, как от группы русичей отделились трое и двинулись навстречу рядам литовских конников, которые продолжали медленно взбираться на своих измученных лошадях вверх по скользкой глинистой Дороге, что вела из оврага.
Один из русичей поднял вверх руку, и кусты, которыми густо зарос противоположный склон, зашевелились, раздвинулись, и вместо них по самому гребню оврага выросла сплошная стена русских щитов. Длинные, суживающиеся книзу, они скрывали стоявших за ними воинов от коленей до плеч. Густая щетина длинных копий возвышалась над этой неподвижной красной стеной. Литовцы без всякой команды замедлили свое движение, затем стали останавливаться и так же медленно и осторожно спускаться на дно оврага.
А трое русичей уже были против Ягайлы. Посередине ехал сам воевода Рада.
— Здрав будь, великий князь, — приветствовал он Ягайлу, равнодушно скользнув взглядом по съежившемуся на коне Адомасу и словно не замечая его.