Генератор выключили. Потрескивая, остывали горячие камеры двигателя. Оставалось совсем немного — разобрать его секции, вытащить сопло из трубы, вделанной в перемычку, и закрыть клапан, чтобы в зону пожара не устремился свежий воздух шахтной вентиляции.

Но на эту работу уже не оставалось сил. Ломило спину, подкашивались ноги, резало глаза, и в горле першило от кровавых сгустков набившейся угольной пыли. Конечно, всем хотелось разом покончить с делом и больше к нему не возвращаться. Однако разумнее было немного отдохнуть в тишине.

— Мне нужно еще два часа, — передал Перегоров на поверхность.

— Что так много, Иван Артемьевич? — удивился Виноград.

— Двигатель перегрелся и вообще…

— Ну раз надо…

Перегоров подошел к ребятам, которые молча посматривали на него, ожидая какой-то команды.

— На отдых даю час, — пересилив себя, проговорил Перегоров, все еще мучаясь от стыда за свою недавнюю слабость.

Перегоров хотел уснуть, но сон не шел. «Эх ты, старый колпак, рассыпался… — укорил он себя, но тут подумал: — А разве можно оставаться всю жизнь каменным? Ты заметил, что к старости люди чаще плачут?..»

Алеша лежал недалеко от Перегорова и тоже не спал, Впрочем, не спали и другие. Был слишком большой перегруз сил, чтобы сейчас уснуть.

Данька мечтал выпить на поверхности кружку пива — пенистого, холодного, горьковатого пива, какое умеют делать здесь, в Польше. В шахту спускали бутерброды, сыр, жирные копченые окорока, апельсины, шоколад, кофе, но все пахло углем и дымом, и, надо полагать, теперь надолго пропадет охота их есть, А от пива пахло свежестью и чистотой ячменя, созревшего под горячим солнцем августовских дней.

В бок ему что-то кололо и тянуло холодным воздухом. Он отвернулся, но скоро и этот бок стал замерзать.

В полудреме Данька думал о том, что, видно, нужна человеку такая вот большая встряска. Как удар первым шаром бильярда по пирамиде. Разбегутся шары, тогда их удобно загонять по своим лузам.

Стас переживал разочарование. Всю свою жизнь, на его взгляд уже немалую, он стремился к чему-то исключительному, «чтоб время сзади ядрами рвалось». Пожар, огонь, треск, грохот… Дурень! Все оказалось таким нудным делом, что, наверное, никогда и не вспомнится. А ведь что-то и было! Много очень важного, очень нужного, очень интересного в жизни он забыл, а вот как девчонку в студии мучил режиссер-очкарик, помнил и будет помнить до конца своих дней. Что хорошего, полезного в жизни произойдет, если он только и будет заниматься тем, что тушить пожары? Пожары ведь ничего на создают, а разрушают. Они как исключение из правил. И надо ли ломать хребет ради этих исключений? И все же… Все же в каких других обстоятельствах встретишь таких ребят, как Башилов, Иконников, Данька?.. Что может быть крепче дружбы, когда она связалась тяжкими испытаниями, пройденными вместе? Ее не купить ни за какие деньги. Куда и ты от ребят еще поскачешь, блудный сын?..

Лишь один Башилов крепко спал, как хлебороб, честно убравший свое поле.

А в это время польские горноспасатели на других горизонтах бетонировали перемычки, собирали инструмент и пустые баллоны, разбирали завалы, которые образовались в спешке тушения. Через три недели после герметизации перемычек накаленные огнем пласты погаснут. Потом перемычки разберут и тлеющую угольную мелочь запьют водой…