— Сколько?

После чего каждый снова запирается в своей комнате, в одной из этих камер, и продолжает свою думу. Коридор… двери… Ванная комната в самом конце коридора, старомодная ванна с коричневыми пятнами на эмали от беспрерывно капающей из крана воды…

Но Ляшомы к этому привыкли… Может быть, у Зюбера, несмотря на все его миллионы, вообще не было ванны?

— Вот все это вместе взятое, господин следователь, вы и должны сопоставить.

Он повторил, отчеканивая каждый слог:

— Со-по-ста-вить!

…Леонар внизу в своем кабинете, Арман за письменным столом, напротив бухгалтера; бисквиты, которые упаковывают на складе, и смехотворно маленькая струйка дыма, выходящая из высокой фабричной трубы, подражающей настоящим огромным заводским трубам…

Полет в своей машине…

День и вечер накануне убийства. Бакалейщица в своей лавке… Было воскресенье, но предыдущий день также был праздничным, а мелкие торговцы в округе не любят закрывать магазины два дня подряд. Красный спортивный «панхард», стоящий в шесть часов на углу, и в нем двуличный Сенваль в плаще, Леонар, следящий за ними из голубого «понтиака»… Пале-Руаяль… Ресторан…

Надо было бы, как на некоторых фотографиях, монтировать снимки, показать агентов Иври, инспекторов Жанвье, Люка, всех тех, кто расспрашивал людей. Показать баржу в Корбэй, другую баржу на канале Сен-Мартэн и доктора Поля, помещающего кусочки ткани в пробирки; лаборантов, измеряющих, анализирующих, рассматривающих эти препараты в лупу и под микроскопом…

Мегрэ иронически улыбнулся.

— Но при всем этом необходимо…

Из скромности он не уточнял, что было необходимо, продолжая проходить через стены из одной комнаты в другую…

Когда мадам Мегрэ утром разбудила его, он был измучен, как после ночи, проведенной в поезде, и его затылок снова болезненно ныл.

— Сегодня ты всю ночь разговаривал во сне.

— Что я говорил?

— Я не поняла. Ты путал слова…

Больше она ничего не сказала. Он завтракал молча, с видом человека, забывшего, что он дома и что жена сидит напротив него.

Жак Сенваль накануне вечером был крайне удивлен, что его оставили на свободе, предупредив только, чтобы он не покидал Париж.

Придя домой, комиссар позвонил Лапуэнту, который всю эту неделю работал в ночную смену, и попросил его навести некоторые справки и составить досье.