– Иногда миру это только на пользу, – усмехнулся Конор.
Сухарь скрипнула зубами:
– А вы, мастер Широ! Вы, в конце концов, работаете на Институт! Как смели допустить…
– С тех пор как вы хотели принести в жертву мою дочь, я больше не работаю на Институт!
– Дочь? Она не ваша дочь! – Директриса скользнула взглядом по лорду Конору, и ее лицо озарило понимание: – Она ваша дочь! Как связаны вы двое? Что происходит?..
Конор и Ларан переглянулись и одновременно качнули головами: ни один из них не собирался произносить имя Эмбер в этом отвратительном месте.
Мастер Широ неторопливо отправился к столу, разглядывая обсидиановый шар.
– Так значит, если «Небесный алтарь» погибнет… – медленно начал он.
– Нет, не смейте! – взвизгнула госпожа Амафрея, но тут же натужно расхохоталась. – Вы не сможете его разрушить! Силенок маловато!
– У меня? – искренне изумился Ларан.
Положил ладонь на гладкую поверхность, но тут же с шипением отдернул руку: кожа почернела и потрескалась.
«Ничего не поделать, – обреченно подумала Вертрана. – Надо уходить. Нам не одолеть это зло. Может, когда-нибудь…»
А потом вспомнила о «розочках» и обо всех тех девочках, чье время придет позже. Даже малышки «чаинки», которые пока не осознают всего уготованного им ужаса, и те уже намертво связаны клятвой. Это никогда не закончится. Институт продолжит исправно поставлять новых рабынь для утехи знатных господ. И никому не под силу разорвать этот замкнутый круг…
Верта упустила момент, когда заклятие стазиса слетело с госпожи Амафреи – обычно оно держится дольше, но сейчас директрису защищали стены кабинета. Она кинулась к артефактам-стражам, а Конор в мгновение ока бросился к столу, обеими руками поднял «Небесный алтарь». Сухарь застыла, точно и она оказалась в тисках. Дергалась, но вырваться не могла.
– Швыряй на пол! Разбей его! – завопила Вертрана.
Чутье подсказывало ей, что госпожа Амафрея и «Небесный алтарь» нерушимо связаны.
– Не-е-ет! – хрипела директриса.
– Я не могу его бросить… – ответил бледный, удивительно спокойный Конор.
Он прилагал массу усилий, чтобы не корчиться от боли. Кожа на его руках чернела и облезала лоскутами.
– Он тебя выпьет! – воспрянула Сухарь. – Сколько там в тебе сил, маг-пустышка. Заодно и подпитается!