— Где остальные?

— Николай и Бернард погибли, Оскар в лучшем случае тоже сбежал, в худшем — погиб.

Отец Евгений видимо не собирался задерживаться. Он взял оба чемодана в руки, а связка позолоченных ключей была привязана к запястью. В таком неряшливом виде он надеялся сбежать.

— Не знаю как ты, а я делаю ноги.

Отец Евгений обошел Томаса, косо смотря на того, и боясь, что юноша выстрелит ему в спину или нападёт, когда тот будет в невыгодном положении.

— То есть вы бросаете бункер?! — Томас говорил вслед отцу Евгению, но тот никак не реагировал и шел дальше. — Вы отдаёте бункер на растерзание времени и врагам? Может у нас есть ещё возможность всё исправить?..

Отец остановился. Он медленно обернулся через плечо, и оценивающе посмотрел на Томаса с ног до головы, и проговорил сквозь сжатые зубы: «Вот и забирай его… ключ в столе». После этих слов он ушел и больше не останавливался, не обращая внимания ни на какие слова Тома.

Юноша наблюдал за уходом Евгения до тех пор, пока он не скрылся за одним из немногих поворотов, что отделяли их зал от медицинского кабинета. Томас обернулся, восхищаясь красивой архитектурой огромного помещения. Он всегда хотел жить здесь, даже и без права быть отцом. Теперь он может посетить каждую комнату, обойти каждый угол, даже сесть на кожаное кресло, но в текущей ситуации его старая мечта казалась никчёмной и по-детски наивной.

Со стороны медицинского кабинета раздался выстрел. Томас не стал оборачиваться на него. Он был уверен, что на протяжении долгого времени здесь будут царить различные неприятные и пугающие звуки. Жалость и боль сжали его сердце, он никак не смог помочь Скаю. Единственное, что он мог сейчас сделать, так это уделить его старому другу немного времени, вспоминая совместные события и мечты. «Надеюсь, ты попадёшь в наш подземный Грауд-Хилл» — подумал про себя Томас. Чтобы здесь не происходило на самом деле, Скай боялся дать отпор, боялся того, что жить ему осталось не долго, поэтому он и попросил оружие, чтобы не позволить хоть кому-то лишить его жизни против воли.

Том запер вход в зал и начал осматриваться. Он никак не поверил в слова Евгения о Лии, не хотел в них верить. Даже возвращение в коридоры могли натолкнуть на правду. Сейчас же у него было немного времени, чтобы подумать, и это было идеальный шанс потянуть время… Он начал с самой большой и загадочной двери. Взявшись за вентиль и начав крутить его против часовой стрелки, он решил открыть одну из тайн отцов. Под небольшим напором нужные механизмы начали подавать признаки жизни, ещё позже, дверь начала двигаться. Из самой маленькой щели начал струиться удивительно приятный на запах воздух. Он начал манить Томаса, из-за чего тот стал быстрее открывать дверь. Когда же она отворилась полностью, Том увидел огромное количество столов и железных грядок с землёй. В воздухе витал приятный запах земли и зелени, воды с какими-то химическими реагентами и овощей. Это было длинное помещение, наполненное растительностью и лампами дневного света, которые освещали всю территорию.

Запах свежей и природной еды был пьянящим, у Томаса даже подкосились ноги. Он видел картофель, огурцы, помидоры, даже некоторые ягоды, которые он сам с трудом узнал. Юноша обрадовался, увидев такое сокровище, но почти сразу начал злится, так как понимал, что всё это добро не уходило в тарелку обычному бойцу. Это была еда отцов. Томас с силой ударил по дверному проёму, пытаясь сдержать злость, чтобы не догнать Евгения. Он решил выместить все свои чувства на холодном железе. «Когда я буду отцом, это будет принадлежать всем» — подумал юноша от прилива мысли о равноправной жизни для всех.

Том продолжал стоять у двери и наслаждаться сладковатым запахом. Он бы делал это долгие часы, если бы не понял, что и так долго стоит на одном месте. Закрыв дверь, он продолжил осмотр зала. Первая боковая комната являлась кладовой, где стояли высокие стальные стеллажи с консервами еды, батарейки для фонарей, которыми никто не пользовался очень давно, и прочий полезный хлам: пятидесятилитровые канистры с водой, семена различных растений и медицинские препараты. Просматривая каждую из этих вещей, Томас всё сильнее и сильнее злился на всех отцов, которые находились в этом зале и ничего никому не говорили и не делились, даже в самые тяжелые времена. Все считали, что они живут так же плачевно, как и бойцы, но стеснялись всех из-за высокого статуса, а на самом деле шиковали в своих крысиных норах.

Другая боковая дверь была опечатана. На ней не было дверной ручки или любого другого способа открыть её. Она отличалась от всех остальных тем, что все её края были приварены к стальной раме. Ничего не покидало пределов той комнаты, ни звуков, ни запахов. Томас посчитал, что она была заварена с самого переворота, и возможно, там самая страшная тайна отцов и всех, кто принимал участие в том событии. Осталось ещё несколько комнат, и Томас горел желанием осмотреть их. Заглянув в следующую, он встал колом. В полутьме от пары ламп он увидел небольшое помещение. Оно было переполнено деревянными яслями и низкими крохотными кроватями, которые были идеально построены под размеры маленьких детей. Помещение ужасно смердело множеством запахов человеческих отходов, а все постельные принадлежности были перепачканы и покрыты тёмными пятнами.

Томас вспомнил слепого старика из Граунд-Хилла, который говорил, что из бункера происходят поставки детей не только мужского пола. Именно в этом небольшом помещении находились все дети, которых приводили в «ночь продолжения» каждые пару месяцев. Здесь их сортировали и выбирали им будущее. Выбирали им место жизни, семью и место смерти. Томас осознал, как отцы, с самого начала их правления и установления нового режима, водили всех за нос и обманывали. И только демонстрация всем этих комнат, могла уже послужить сильным доказательством против них и быть наилучшим механизмом для их свержения. Их тайна стоила многим людям жизни, и в конечном итоге, их империя превратилась в прах. Сейчас это помещение пустовало — последние дети уехали в новый дом.

Пройдя через несколько кроватей, он насчитал шестьдесят штук… шестьдесят детей, которых часто отправляли в другие места, где они не могли быть самими собой, где они доставлялись в виде товара и удобного ресурса для обмена. На одной из стен, что стояла между соседней комнатой с приваренной дверью, находилось окно. Оно было длинной во всю стену. Даже стоя на достаточно большом расстоянии от него, Томас мельком смог разглядеть сидящих у стен мумифицированных людей в камуфляжных одеждах. Это была очередная страшная тайна отцов.

Томасу уже не хотелось отправляться по остальным комнатам и изучать их. Но он должен был. Если он собирается встать во главе правления бункера и быть его командующим, то он обязан знать всё о том, что у него будет под рукой, даже если там будет самая безумная и ужасная тайна всего человечества.

Последние четыре комнаты были личными покоями отцов. Но Томас открыл их быстро, проверяя одну за другой, потому что вид одной уже говорил о многом. Вся картина сложилась в голове. Первая комната принадлежала отцу Бернарду. Помимо схем коридоров, старых фотографий, книг и инструментов из старого мира, на столе была большая книга правил бункера. Самой страшной находкой в комнате Бернарда и других комнатах было то, что в углу помещений были худые бледные девушки разных возрастов. Их кости выступали из кожи, они были немощными и бледными. Их глаза были чуть темнее кожи, что говорило об их слабости, они были не только физически немощны, но и психологически. Каждая из них была привязана к стальным кольцам на стенах. Их рты были закрыты, но по шрамам и бинтам было заметно, что девушек когда-то лишили связок и языка. Они сидели кучей в своих углах, пытаясь спрятаться друг за другом от Томаса. Он бы не удивился, если и они выступали в роли матерей, если не кем-то хуже. Даже несмотря на то, что Том отличался от отцов, а тишина вокруг говорила об его одиночестве, они боялись любого внимания, испытывая страх и боль перед всеми. Они были одеты в лёгкие и полупрозрачные сорочки, под которыми были совершенно нагими. Ну руках и других частях тела красовались чёрные синяки и порезы. Часть из них была беременна.

Ни одна из девушек во всех комнатах не рискнула приблизиться к Томасу. Среди всех двадцати девушек никто даже жестами не пытался изъяснится, они только дрожали и плакали, прижимаясь друг к другу. Томас начал жалеть, что не убил Евгения на месте, ведь тот полноценно заслужил любую смерть. Власть развратила этих людей, что ради своей нечеловеческой мечты были готовы ходить по головам невинных. Они не считали никого из людей за равных, мучая одних и отправляя на убой других. Томас бы даже не поверил, если бы кто-нибудь сказал ему, что Евгений, Бернард, Николай или Оскар раньше были хорошими, если бы ему сообщили, что они раньше сажали цветы и переводили старушек через дорогу и ухаживали за животными.

Том не смог приблизиться к девушкам, не мог и помочь им. Любые попытки хоть как-то взаимодействовать с ними приводили к тому, что девушки только сильнее и сильнее начинали его бояться. Они не понимали его, не знали, не хотели. Возможно, они если и понимали что-то, то только по взгляду и действиям. Томас нервничал. Его глаза излучали страх и гнев. Он трясся и шатался от нарастающих эмоций. Том понимал, что ему потребуется время, чтобы вернуть бедняжкам человеческий облик. Он станет их спасителем и проведёт их в новый мир, который может оказаться для них более устрашающим, ведь такова сейчас жизнь. Так решил Томас, ибо образ жизни девушек он не смог посчитать за жизнь, даже за выживание. Те бедняжки были ресурсом, развлечением и ничем больше. Ему пришлось обдумать всё, расслабиться, хоть на минуту. Он не прекращал мучать себя, несколько минут извиняясь за то, что не смог ничего сделать для них, ни сейчас, ни раньше. Голова начала кружиться. Том чувствовал себя будто в чужом теле, все действия и восприятия проходили с сильной задержкой и большой медлительностью. Он думал, что вот-вот упадёт на пол без сознания, но у него была работа, были новые обязанности, которые он взял на себя открыв все тайны бункера. Только стоя в центре зала он заметил, как по его щекам стекали слёзы.

Пытаясь держать себя в руках и не упасть в безумие, инстинктивно найти в своём сознании уголок беспамятства и отречённости, где он сможет забыть всё что произошло, Томас направился к воротам, чтобы закрыть их на долгие месяцы и восстановить жизнь в своём доме. Облокотившись рукой о стены, он пытался не упасть. Его ноги подкашивались, а дыхание не замедлялось, переводя состояние Томаса до гипервентиляции лёгких и нестерпимой усталости.