— В общем, у матушки сложный характер был, да?
— К сожалению, после моего отъезда мы почти не общались, однако со слов наши родителей — да, так и было. И вместе с тем она была доброй, весёлой и искренней. И за это порой ей слишком многое сходило с рук.
— И как у неё потом жизнь складывалась?
— После института — а училась Елена, если не ошибаюсь, на экономиста — её отдали замуж за молодого князя Евгения Вельяминова. Брак, естественно, заключили по договору между нашими семьями, но Елена не была против. Тем не менее, долго прожить вместе им оказалось не суждено. Вельяминова убили на дуэли спустя два года, и Елена овдовела. Детей они завести не успели.
— И потом она познакомилась с Аркадием Скуратовым? Как это произошло? Они тоже вступили в брак по договору?
— Разумеется, они поженились с согласия семей. Тем не менее, познакомились они не по воле наших родителей. Даже не знаю, где и как это произошло. То ли на каком-то званом приёме, то ли в театре. Надо сказать, Елена после гибели первого мужа вела активную светскую жизнь. Она была не из тех барышень, что предпочитают затворничество. Усугубляло ситуацию и то, что она обрела свободу от родительского надзора и делала, что хотела. Одна проблема — денег ей всегда не хватало. Елена не раз обращалась за финансовой помощью ко мне или к Сергею.
Я слушал Ивана Петровича и отмечал для себя каждую деталь. Независимый характер, активная светская жизнь, делала, что хотела. Бельский старался выражаться деликатно, но по факту всё это могло означать, что моя матушка в молодости вела, что называется, распутный образ жизни, который, возможно, не бросила и после заключения брака с Аркадием. А значит, забеременеть могла от кого угодно.
— Интересно, — проговорил я. — Как всё-таки странно получается… Я ведь до сегодняшнего дня совсем ничего не знал о человеке, который меня родил. Словно в инкубаторе вырос.
Я натужно усмехнулся собственной шутке, и Иван Петрович ответил вежливой улыбкой:
— Сочувствую, что ты оказался в таком положении, племянник. Не знаю, почему Аркадий решил так поступить с тобой. Много слышал об этом человеке. Говоря, он — тиран и самодур.
Бельский выжидающе посмотрел на меня, словно наблюдая за моей реакцией.
— Верно говорят, — ответил я. — Нормальный отец не отнял бы у сына фамилию.
— Такое действительно случается крайне редко. Он как-то объяснил своё решение?
— В том-то и дело, что Аркадий не объяснил ничего. Я не причинил вреда ни ему лично, ни его роду, учился нормально, не позорил его, постоянно тренировался. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову — отсутствие хоть какого-либо прогресса. Скорее всего, Аркадий просто не захотел, чтобы слабый отпрыск стал его наследником. Мне ведь за восемнадцать лет не удалось даже на второй уровень выйти.
— Иногда такое случается. Ну а сейчас, после года обучения в спецшколе, прогресс есть?
— Да, уровень немного подрос. Учёба в спецшколе оказала благотворное влияние.
Чтобы не провоцировать неудобные вопросы, я не стал говорить, какой у меня уровень, и надеялся, что Бельский не спросит об этом. Иначе как объяснять мой тридцать четвёртый уровень? Многие за всю жизнь такого не достигают.
— В таком случае, ответ очевиден, — произнёс дядя. — Аркадий просто не захотел занимался твоим развитием.
— Возможна и другая причина, — предположил я. — Слышал, бывает, что до определённого возраста прогресса нет никакого, а затем, как раз в шестнадцать-восемнадцать лет, уровни начинают быстро расти. Наверное, мой случай.
— И это говорит лишь об одном, — не сдавался Иван Петрович. — Родители мало уделяли внимания энергетике своего отпрыска. Видишь ли, Кирилл, мой брат, Сергей, уже давно возглавляет медицинский центр нашего рода и хорошо разбирается в вопросе инъекций. Низкая восприимчивость к энергии — нередкое явление и совсем не повод ставить крест на развитии. Однако порой родители воспринимают такую особенность, как приговор, и опускают руки, хотя если обратиться к грамотному инъектологу, подобные проблемы решаемы. Видимо, Аркадий Скуратов просто не пожелал заниматься вашей энергетикой.