Всадника отвели в специальные «стойла ожидания», где все участники, коих оказалось ровно тридцать два, собрались перед началом турнира. Вокруг каждого из них столпились помощники, тренеры, оружейники и пажи, что очень напомнило Виктору земные гонки мирового уровня на спортивных машинах, где в заезде принимали участие не просто гонщики, а целые команды из нескольких водителей и целой бригады механиков, медиков и прочих.

На Виктора смотрели с явной усмешкой, хотя убедиться в этом не было никакой возможности – на каждом крепко сидел закрытый со всех сторон шлем. Сам же Виктор внимания к себе старался не привлекать и просто стоял в стороне, особо не двигаясь и ожидая начала представления. И вот спустя несколько минут вдалеке послышались бурные овации уже собравшейся на трибунах толпы, отчего сердце Виктора бешено заколотилось, вливая очередную порцию волнения и сомнения в целесообразности происходящего.

Судя по стихающему шуму, герцог попросил тишины для того, чтобы произнести пафосную публичную речь. В этот момент всех всадников пригласили на торжественное построение, и колонна облаченных в боевое обмундирование скакунов в ряд проследовала к арене.

Ристалище оказалось похожим на футбольное поле, где аккуратно стриженный газон был разделен на несколько отдельных участков для разных видов соревнований. Но сегодня требовался лишь один из них: продолговатый, с проходящим посередине высоким забором. Всадники выстроились в ряд и поклонились трибуне, на которой восседал его светлость, и Виктор, взглянув туда, впервые увидел принцессу, но рассмотреть ее так толком и не смог: герцогская ложа находилась очень высоко, да и широкополая шляпа с темной вуалью от яркого солнца на голове леди Оливии этому очень мешала. Но голос Герберта даже на таком расстоянии был слышен более чем отлично:

– А вот и участники соревнования, которых вы все знаете и любите, за которых болеете и на которых, я уверен, потихоньку делаете ставки! Не стану вас за это винить, ведь я тоже поставил на победителя третью часть всех государственных земель…

По трибунам прошлась волна смеха. Шутка была принята на «ура».

– Спешу напомнить, что главное правило турнира – быть предельно честным! Никаких уловок и всего остального, есть только вы и ваши противники – это все, что должно занимать ваше доблестное сознание в этот славный день!

Виктор вдруг почувствовал необычный прилив сил, никак не связанный с воодушевляющей речью герцога. Спина выпрямилась сама собой, тяжелый вес турнирных лат словно перестал ощущаться, а обзор, максимально урезанный границами прорези в шлеме, расширился как минимум впятеро; сознание, как и зрение, прояснилось, и Виктор почему-то определенно понял, что теперь он победит с гораздо большей вероятностью, чем считал всего минуту назад. Прислушавшись к своим ощущениям, он почувствовал приятное тепло в кончиках пальцев, и сразу понял: волнение перед боями, неуверенность в собственных силах, страх быть пойманным епископом – все эти эмоции смешались в один мощный ком, который катился с вершины уже долгое время и вот наконец с грохотом врезался в границу терпения. И та сила, которой Виктор владел, поглотила эмоции как подпитку, превратившись во вполне физическое ощущение собственной уникальности, самоуверенности и других приятных чувств.

– …нашими отцами, дедами, прадедами, – говорил что-то Герберт, но Виктор прослушал почти всю его речь и, осознав это, раздосадованно зашипел. – Да возгордятся предки величием нашим, да не посрамим мы честь отдавших жизни за нашу свободу! Да ниспошлет нам свою божественную благодать вселенский добродетельный Свет! Kaelte haelde!

– Каэлтэ… что? – не понял Виктор.

– Кельте хельде, – подсказал один из его помощников. – Это древний язык наших отцов-основателей. На нем были написаны многие первородные сказания, в том числе и самая популярная мифологическая Книга. Ну это-то вы точно знаете. Дословно переводится как «бескорыстная доброта».

– Да, да. Конечно, знаю. Просто… забыл.

После фразы на древнем языке трибуны как по сигналу встали и сделали жест, который вызвал бы в цивилизованном земном обществе крупный резонанс: они сперва приложили ладони к своим сердцам, после чего протянули их к небу, в сторону светил. Но это не было нацистской пропагандой или символом ненависти. Напротив, каждый делал это с легкостью и добротой в душе, и герцог, повторив движение за всеми, объяснил невеждам.

– Вечный путь от сердца к небесам! – воскликнул он. – Следуя заветам предков, да не станем мы посвящать отмеренный нам срок на то, о чем впоследствии станем жалеть. Мой распорядитель объявит первые пары. Да начнется турнир! Кельте хельде!

– Кельте хельде! – подхватила толпа.

– Кельте хельде, – одними губами прошептал Виктор.

Зазвучал гимн, исполняемый духовым оркестром. Несколько десятков труб, туб, тромбонов, виолончелей и флейт почти десять минут играли непрекращающийся марш, самую главную государственную музыкальную композицию, отчего у Виктора волосы встали дыбом – настолько эмоциональной была эта музыка. Бархатистый женский альт пел на неизвестном языке, но смысл отчего-то был вполне ясен, и он несильно отличался от смысла любого иного гимна любой иной страны любого иного мира.

Как только оркестр смолк, зрители вновь расселись по трибунам. Низко поклонившись, герцог удобно расположился в своей ложе и стал наблюдать за происходящим с самой удобной точки на всей арене.

Распорядитель – тот самый причисленный к лику святых еще при жизни Джозеф Райзен – появился посреди ристалища и стал называть всех участников по парам. Как только звучало имя очередного знатного рыцаря, так сразу один из секторов трибун начинал протяжно визжать, кричать, гоготать и всячески поддерживать своего фаворита, а сам воин поднимал своего коня на дыбы и высоко взмахивал рукой. Когда же очередь дошла до Виктора, все вокруг замолчали, и лишь два голоса – Герберта Чаризза и Даши – развеяли наступившую тишину своими напутственными торжественными возгласами.

Первыми выступали двое рыцарей с труднопроизносимыми именами. Сперва они дождались, пока остальные участники отойдут в сторону, после чего разошлись по разным краям длинной перекладины и вооружились поднесенными им копьями. Несмотря на примерно одинаковую поддержку зрителей, на вид разница между этими воинами казалась очень существенной. Один из них был выше другого на полторы головы и шире в плечах почти в два раза. Лошадь его соответственно тоже была массивнее и внушительнее, отчего результат казался заранее предрешенным.