Я сглотнула ком, образовавшийся в горле. Доминик поставил свой стакан рядом с моим и обхватил обеими ладонями моё лицо, заставляя смотреть прямо ему в глаза.

Я выдержала его взгляд, цепляясь за него так, будто он последний лучик солнца на земле.

‒ Думай о той ночи, когда ты узнала, что твоя мать стала Воскрешённой, ‒ приказал он, и я подчинилась, вспомнив, насколько разрушительной была для меня эта новость. Я была дико зла на Доминика, Габриэля и Трейса за то, что они знали об этом, но не удосужились сообщить мне.

В его глазах промелькнуло что-то на мгновение, когда он открыл канал связи и ощутил мои эмоции.

‒ Вспомни, ‒ его голос проникал в глубины моего разума, и фрагменты утраченного воспоминания собрались воедино. Это было так быстро и естественно, будто они были там всё это время и ждали, когда их вернут. И вот оно у меня. Я просмотрела воспоминание с той ночи, когда оно улеглось в голове, такое яркое и крышесносное. И челюсть упала сама собой.

‒ О. Господи. Боже. Мой.

Точно зная, что я только что увидела, Доминик опустил руки.

‒ Ты сказал мне, что… влюблён в меня?

Я замотала головой и отшагнула от него. Потому что… ну нет. Я не могу поверить в это даже после того, как произнесла сама.

В бесконечном списке сценариев, которые подкидывал мне мозг с того самого момента, как я выяснила, что Доминик стёр какое-то моё воспоминание, было всё, но только не признание в любви.

Я даже подумать не могла.

Он размял плечи, приняв раздражённый вид в ответ на моё потрясение.

‒ Так и знал, что ты раздуешь из мухи слона, ‒ пробормотал он.

‒ Из мухи? Это и есть слон, Доминик. Огромный такой слонище!

Он засмеялся, снисходительно так и в то же время мелодично. Снова взяв свой стакан, он прищурился:

‒ На случай, если ты забыла, ангел мой, я был чертовски пьян ‒ от крови и виски. Я бы не стал придавать такого значения тому, что я наговорил в том состоянии.

Я моргнула.

‒ То есть ты хочешь сказать, что это неправда?

Он без промедления ответил:

‒ Именно это я и хочу сказать.