— Оу-оу! Тут ты ошибаешься. Торре де Брухос почти достигает небес — так говорят. И высится башня не в джунглях, а в океане неподалеку отсюда — милях в трехстах туда на северо-запад или может чуть дальше.
— Я не видел ничего такого на картах.
— И не увидишь. Ты совсем дурак? Кто ж отметит на карте ведьмовские темные места? Кто захочет навлекать на себя проклятье? Никогда не пиши чисел «тринадцать» и «семьдесят три», избегай упоминать и отмечать все ведьмовское, а увидев падающую звезду отвернись и не вздумай загадывать желаний и тогда быть может ты проживешь хотя бы полста лет.
— Интересные у вас приметы. А как насчет приметы «никогда не ходи в лес Черных Великанов?».
— Богатенькие тонтос озлобили древнее лихо и поплатились — вздохнула Гаспара, ловко складывая лепешки для тако — Воистину они достаточно громко бесновались, чтобы смерть услышала их и пришла. Будь умнее, Оди. Живи тихо. Не поднимай головы, не заносись, трать заработанное мудро и молись о том, что завтрашний день был таким же как сегодня.
— И тогда проживешь хотя бы полста лет?
— Слышу и вижу насмешку. Видать и ты из дураков…
— Ведьмовская Башня — напомнил я, аккуратно опуская на старые доски столика десяток серебряных дублонов — Расскажи о ней побольше.
— Город — вздохнула старуха, одним мягким движением сметая монеты — Большой город в древней башне. Однажды небеса велят снести эту проклятую башню с лика земного, но пока это время не настало и торговый город процветает, одновременно тоня в пороке и разврате. Так говорят… но никто из нас там не бывал и сводящего с ума злого ведьмовского пьяного меда не пивал. Знающие старые люди говорят — нельзя так жить. Ведь так жили те, кого в древности покарали сами небеса. Ты слышал о Древней Каре, что выкосила почти всех людей, иных обратив в чудовищ, других заживо похоронив в толще земных, а третьих лишив памяти и заставив воевать сыновей против отцов?
— Что-то слышал — кивнул я и с хрустом откусил от тако солидный кусок — Но ты рассказывай, Гаспара, рассказывай. И добавь еще чуток перца в следующее тако…
Воодушевленная даже не щедрой платой, а моим вниманием и возможной выгодой в получении новой информации, еще неведомой остальным жителям, хитрая старуха продолжила вываливать на меня все то, что годами копилось в ее голове, не забывая задавать осторожные вопросы о произошедшем в обезьяньем лесе. Я не видел причин скрывать — и не скрывал, рассказав про бойню и взорванную машину. А от Гаспары я узнал о еще десятке крошечных поселений, разбросанных вдоль узких и быстро зарастающих дорог и троп. Получил я от нее и возможно главное предупреждение, не указанное ни на одной из имеющихся у меня карт — нет никакой гарантии, что я смогу пройти через дождевые джунгли и поэтому мне лучше двигаться вдоль побережья, где дорогами занимаются тамошние рыбаки — которым чистые просторные тропы просто необходимы, если они хотят успеть доставить к покупателям свою рыбу до того, как она протухнет.
Опять приближаться к чертовому соленому океану…
Где-то через час, когда я, наевшись до отвала, лежал в теньке у бочки, лениво отвечая на нескончаемые вопросы и задавая свои, из здания вывалилась наконец взопрелая толпа мужчин и буквально повалилась на скамейки под небольшим навесом. Всех молодых быстро отогнали подальше, а в оставшейся группке никто не был младше пятидесяти. Солидная чистая не застиранная одежда, аккуратные прически и бородки, не такой застарелый темный загар как у остальных, дымящиеся сигары в зубах и появившиеся в руках блестящие серебром стаканчики — все говорило о том, что под навесом уселись те, кто верховодит в этом городке и определяет здешнюю политику.
Все как я и ожидал. Дон Ругер мог болтать, о чем угодно и кидать в мою сторону любые восхваления в свой адрес — я такую туфту не жру, но не стал затыкать ему рот своей насмешливой критикой. Чем сильнее он себя возвеличивал — тем выше поднимались не только ставки в этой маленькой игре и тем большую плату я мог потребовать. Видимо ему не вдолбили один из главных уроков жизни — не хвастайся и не преувеличивай. Лично мне хватило так ошибиться всего пару раз — когда я сдуру похвастался перед стариком на крыше, что могу за тренировку присесть и отжаться не по триста раз, а по шестьсот или даже семьсот. А может даже по тысяче. Старик выслушал — и заставил меня это сделать. Не помню сумел ли я… но искореженная память хранит воспоминания о том, как мне было хреново потом и как я еще несколько дней едва ковылял и не мог поднять рук…
Не преувеличивай своих возможностей, гоблин — ведь могут заставить доказать свои слова. Сможешь?
После моих намекающих слов о связанной с его сыном какой-то мутной многоходовке дон Ругер считай объявил войну. И легко пообещал мне щедрую награду при свидетелях. Теперь осталось сделать главное — я должен пойти вместе с ним и помочь ему расправиться со всеми ублюдками, кто хотя бы косвенно виновен в смерти его единственного сына. Мы ударили по рукам. Я готов. Сижу и жду.
Вот только готов ли он?
Ну… характера ему не занимать — это я понял сразу. Он готов к бойне. Вот только не все так просто — ведь ему все же есть что терять и прямо сейчас ему старательно об этом напоминают вон под тем навесом, где по рукам ходит несколько бутылок, а сидящие рядом с Ругером мужики что-то ему втолковывают.
Я глянул на старуху и та, подав мне новый бокал и забрав плату, тут же перечислила не только имена собравшихся, но и степень их весомости и авторитета, равно как и характеры. Вон тот дурак, но жена его умна и ядовита как мамба. Тот лысый мудр, но трусоват — поэтому к нему всегда прислушиваются. Тот боевит и даже бесноват, но с годами злоба утихла, а сытой лени прибавилось вместе с пузом… Я слушал и кивал, делая мелкие глотки. Когда Гаспара закончила перечислять имена и давать характеристики, я рассмеялся, кивнул ей на прощание и легко поднялся с земли. Закинув на плечо рюкзак, я зашагал к навесу, зная, что не дойду.
И не дошел…