Она поняла, что сказала глупость, но сказанного не вернешь.

Он остановил машину.

– Вылазь! Дальше пойдешь пешком.

– В таком виде? – Она уткнулась подбородком в грудь. – Меня ведь изнасилуют. – Ее кошачьи глаза наполнились слезами. Она шмыгнула носом и, как маленькая, принялась тереть глаза кулаком.

У него замерло сердце при виде этой картины.

– Ладно, хрен с тобой! Оставайся.

Через пять минут они были на месте, во дворе его дома. Свет фар выхватил из темноты пару гаражей и толстые стволы деревьев. Федор вышел из машины, снял с дверей замок, шагнул внутрь. Тут же гараж осветился маломощной лампой.

– Эй, крошка! – развязно обратился он к девице, вернувшись из гаража.

– Видишь ту скамейку у подъезда? – Он указал куда-то в темноту. – Посиди-ка там!

– Ты чокнулся? – быстро заморгала она длинными ресницами.

– Делай, что говорю!

Она его все больше и больше раздражала своим неповиновением.

– Ты хочешь меня затащить к себе? Ни черта не выйдет!

Для девицы по вызову в ее голосе было слишком много страсти.

– Больно надо, – усмехнулся Федор. Однако от него не ускользнул этот скрытый в ней динамит, и он добавил уже помягче:

– Посиди там. Потом я тебя отвезу.

Она поверила ему и отправилась коротать время на указанную скамейку.

Он заехал в гараж и плотно закрыл за собой двери. Открыл багажник, достал оттуда две канистры, кульки с запчастями, вытащил запасное колесо. Все это составил тут же на пол. Снял со дна резиновое покрытие, затем нажал едва заметную, приделанную к внутренней стенке багажника кнопку, и дно на треть отодвинулось в сторону задних сидений. Он запустил руку в тайник и извлек оттуда две одинаковые деревянные коробки зеленого цвета, какие обычно служат тарой для заводской продукции. Сдвинув крышку с одной из коробок, вынул холщовый мешочек и вытряхнул на ладонь несколько камешков размером с ноготь указательного пальца. Покатал их по ладони. В тусклом свете лампы изумруды напоминали обыкновенную сырую прибрежную гальку зеленоватого оттенка, но стоило только лучу попасть на отшлифованную поверхность, как в тот же миг на ладони Федора начинала теплиться жизнь, странная и загадочная, с мертвенным, матовым отблеском. Жизнь, похожая на умирание.

Он поставил обе коробки в железный шкаф и запер его на висячий замок.

В тот же миг в дверь забарабанили снаружи, и он услышал раздраженный голос своей попутчицы: