– Встретимся на похоронах, – усмехнулся Витяй. Провожать его он не пошел.
С поминок Саня возвращался на автобусе. Мускулистая рука держалась за поручень. Отяжелевшая голова уткнулась широким подбородком в грудь. Короткие, мокрые от пота волосы вздыбились так, будто Саня только вышел из-под душа и не успел еще причесаться. Бледно-фиолетовая, выцветшая футболка покрылась неравномерными пятнами, прилипнув к разгоряченному телу.
Кто-то осторожно коснулся его плеча и вежливо попросил передать талончики. Саня медленно поднял тяжелые, липкие веки. Выполнил просьбу интеллигентного гражданина в белой рубахе с погончиками, не отрывая от него взгляда. Тот отвернулся, а Саня пробубнил ему в самое ухо:
– Не узнал меня, Юран?
Гражданин дернулся, посмотрел повнимательнее на верзилу в выношенной футболке и нерешительно помотал головой.
– Конечно-конечно, куда тебе помнить! Тебя-то, вождя комсомольского, трудно с кем-нибудь спутать, а нас пятьсот сорвиголов…
– Пятнадцатое профтехучилище? – начинал припоминать гражданин.
– Оно, родимое. Выпуск восемьдесят третьего года. Группа фрезеровщиков. Шаталин Саша.
– Вот черт! Совсем тебя не узнать! Они пожали друг другу потные руки.
– Чем занимаешься, Юран?
– Чем-чем, – смутился тот, – коммерцией. Сейчас все этим занимаются.
Ты, наверное, тоже?
– Можно и так сказать, – улыбнулся Саня и пожал плечами.
Бывший комсомольский работник оценил мощь этих плеч и выдвинул новое предположение:
– Рэкет?
– Тоже подходит, – согласился Саня. – Не гадай, комиссар. Все равно не скажу, а сам догадаешься – еще больше вспотеешь.
Тот призадумался, будто искал что-то в парализованном сознании, но вдруг нашел и радостно сообщил о находке:
– А ведь это ты мне написал письмо из Афганистана! Точно! Шаталин Саша! Ох и возгордился я тогда: воин-интернационалист пишет в комитет комсомола! Ты побоялся писать родителям, что тебя отправили на войну, и написал мне. А в следующем письме обещал сообщить адрес полевой почты. Почему больше не писал?
– Дальше пошло нецензурное, комиссар.
– Понятно, – опустил тот голову.