– А вот Анюточка Буслаева получила от отца письмо с ним!.. Послал ей еще подарки из австрийской земли: карандаш, ручку для перьев, ножичек, докладывала мне одна воетруха… Наша Анюта в восторге. Только и знает, что вертит в руках какой-то синий карандаш, белую костяную ручку…
– Что же тебе Анюта, пишет твой батя? – спрашиваю малютку. Вместо ответа, Анюта дает мне в руки письмо. Читаю его. Оно по обычаю начинается бесчисленными поклонами всей родне… Только в конце сообщение:
Служу и нахожусь я при обозе в земле, которая прозывается Галицией… Служба моя пока нетрудная, в боях я еще не был. Сейчас стоим в иноземном городе (название замазано), который наши выбрали у немцев… Ну, немцев мы бьем, хорошо они бегут от наших… Ну, и в плен забираем много… Немцы живут не по-нашему: наших деревенских изб здесь не увидишь, везде чистые домики на манер господских… В избах столы, стулья, зеркала, как у купцов, а живут в них простые мужики ихние… Свою дочку Анюту прошу как ни можно хорошо учиться… Насмотрелся я, что без грамоты плохо и бабе… У немцев все грамотны… Если Господь приведет мне вернуться домой живым, стану радоваться, коли она хорошо грамотой займется… Занимайся же лучше, Анюта, я помни меня… Попросите батюшку отслужить молебен моему Ангелу, чтобы Бог сохранил меня… есть слухи, что мы скоро заступим в бой…
Такое внимательное отношение к своей дочке простого мужика, глубоко тронуло мое сердце. <…> Разговорились о войне с другими девчатами…
– Мы думали, что немцы черные, одеваются вон как те дикари, которых показывали вы нам на картинках… Кто попадется к ним в плен, замучают, изжарят и съедят… А вишь все они, как мы, белые, одеваются чисто и живут в хороших домах, как господа…
– Знамо дело, такие же, как мы… И Карпуха так вон рассказывает…, вставляют другие девочки.
– У них, говорят, и церкви есть, как у нас! кресты на церквах! говорит кто-то…
– Это уж не ври! Они не крещенные, батя сказывал перебивает другая: – если бы крещеные были, не стали бы воевать с нами, не стали бы наши церкви разорять…
– Нет, крещеные! настаивала первая…
Заспорили… Разрешаю детский спор.
– Нет, дети, немцы крещеные, как и мы, христиане… Веруют также во Христа Спасителя, есть у них и церкви… Правда, хотя они и христиане, но христиане не православные… И обряды церковные и верование у них несколько иные, нежели у нас…
– Вот как! Немцы – христиане! удивились некоторые из них… Почему же они мучат пленных наших, разоряют паши церкви? – вдруг, к удивлению моему задают мне вопрос мои малыши…
Мне, признаться, стало стыдно за прославленную европейскую цивилизацию. Простые детские сердца поняли, что это не нормальное явление…
Ноябрь
Н. Н. Врангель, 1 ноября
Раненые офицеры, которых у нас десять, – рассказывают: в армии среди солдат множество симулянтов, притворяющихся ранеными. Все они стреляют себе в мякоть левой руки и, таким образом, становятся негодными к строю. В одном только нашем поезде таких подозрительных «пострадавших» свыше 40 человек.
Еще более позорящие слухи ходят о наших санитарах. Все они, набираемые из отбросов армии, занимаются грабежом. Сегодня один из раненых офицеров рассказывал мне, что он собственноручно застрелил одного и ранил другого русского санитара, которые на его глазах, полагая, что он лежит мертвым, прикалывали его раненого товарища, чтобы поживиться его деньгами.
Л. В. Саянский, 1 ноября
А уж дети-добровольцы – те совсем вздор!
Конечно, каждая часть их приютит, хотя бы потому, что во всех русских ротах, эскадронах и батареях живет обычай иметь что-нибудь живое и беспомощнее при своем общем котле. В мирное время во взводах и конюшнях казарм – носятся разные «Шарики» и «Пестрики» с репееподобными хвостами и с наеденными «на вольной еде» пузами. А теперь «Шарики» разбежались. А надо же хоть кому-нибудь быть нужными, сунуть огрызенный кусочек сахару или позеленевшую от сырости копейку! Надо же приласкать кого-нибудь и излить на него всю нежность и ласку, не имеющую выхода здесь, вдали от родных и желанных, в чужом краю.