Ближе к периферии – обыватели встревожены и обозлены. Они уже не кричат: «Мы» должны раздавить Пруссию… «Мы» должны встать твердо на всем Немане… О! нет! Это самое громкое «мы» – превратилось в испуганное «я». И это «я» кричит без трескучих фраз, но искренно.
– Помилуйте! Что же это! У меня именье разграблено австрийцами… Не понимаю, где были наши войска! И вообще какой черт нас потянул драться!..
И искренне убежден тупоголовый обыватель, что войска должны были прежде всего защитить его именье, его завод, его рухлядь…
О войне и о стратегии он уже не говорит. Какая там, к черту, стратегия! У меня весь скот угнали – вот это поважней стратегии!..
Война, значит, их уже коснулась своим махровым черным крылом и выбила истерическо-патриотическую дурь из голов… <…> Я помню, как еще в России одна немолодая уже дама делала зверское лицо, сидя в спокойной и уютной столовой, среди «домашних стратегов», и горячо говорила:
– А вы знаете, N пишет с войны, что шпионы одолевают их и что их полк уже шесть человек повесил… Мало, мало! Я бы их сто шесть повесила, жидов пархатых… Я, знаете, – разразилась она самодовольным птичьим смехом, – ему написала, что не ожидала за ним такой слабости, и советую ему не нежничать, а еще штук сто жидов повесить… Это моя просьба к вам, пишу ему… Ха-ха-ха!
И разливался бессмысленный, но переполненный самолюбованием, смех – вот, мол, я какая… Смотрите-ка! Жаль, что я не мужчина!
Бедная, глупая женщина! Если б знала она, что думали о ней мы, бывшие перед лицом смерти и познавшие ее роковую, полную ужаса, близость. Интересно, чтобы эта птица зачирикала, если б ее детей, как шпионов, вздернули на ворота австрийцы…
О. Козельский, 3 октября
Общий смех и вместе с тем досаду вызвало у нас чтение статей некоторых военных обозревателей. Особенно возмутителен один из Петроградских стратегов, успевающий, говорят, выбрасывать из себя сотни газетных и журнальных строк. Апломба хоть отбавляй, но по содержанию – детский лепет. Все знает и все объяснить может! И наше отступление к Неману хорошо и наше вторичное наступление к границами Пруссии прекрасно, и все это совершается по заранее выработанному плану. Даже тогда, когда нас бьют и то, по его мнению, по-видимому, великолепно. Чушь, которую однако же печатают и читают. Что же, распределение труда! Одни воюют, другие пописывают. Ну, и пускай их пописывают.
В. А. Теляковский, 4 октября
В Москве по поводу войны распространяются самые нелепые слухи. Так, упорно говорят, будто у нас в высших сферах желают прекращения войны и будто Великий Князь Николай Николаевич, узнав об этом, на один час приезжал в Царское Село. Слух этот держится упорно.
И. В. Карпов, 6 октября
Прячемся в своих окопах. Неприятель взял поразительно точный прицел и бьет по флангам наших окопах шрапнелью. Снаряды рвутся в самых окопах. Того и гляди заденут тебя.
Сегодня нам выдали муку, соль. Обещали крупы… Кажется, будет что-то серьезное. С левого фланга передают, что австрийцы двигаются большими колоннами из Ярослава к Радымно, т. е. к нам, вместе с обозом и артиллерией. Перестрелка не смолкает ни на минуту. Перестает стрелять наш участок, начинает трескотню следующий. Ночью все время стреляли из винтовок: неприятель цепью расположился в прибрежных лозах на левой стороны Сана шагах в 50–60 от наших часовых. Уснуть нельзя было ни на минуту. Кроме того, ужасные мучения причиняют вши. Это проказа, египетская казнь, от которой нет даже надежды избавиться, которую не выведешь ничем.
В окопах сидим уже вторую неделю, а дело только что начинается. С минуты на минуту ждем рукопашных схваток.
М. С. Анисимов, 7 октября
Слышна канонада из-под Иван Города (Иваногородская крепость возле Демблина, в российской Польше –
И. С. Ильин, 8 октября
Тут (Пенза –