В общем, катая высоких гостей на аэротрамвае, я убивал сразу несколько зайцев. Во-первых, типа хвастался достижениями своей империи. Во-вторых, использовал Высоких гостей в качестве рекламоносителя нового для нас транспортного средства. Ну, а в-третьих, прятал нашу неприглядную изнанку от иностранных монархов и прочих. А так, что ж, полетим на высоте третьего этажа над набережной, полюбуемся красотами Москвы-реки, и тут бац! Приехали! Пожалуйте мыться, как говорится.
Да и тащить всю вереницу дипломатических роскошных автомобилей по нашим узким улицам ещё то удовольствие. Безопасность опять же. В аэротрамвай еще попробуй, попади, когда он несется на полном ходу на высоте третьего этажа, ведь 24 километра в час – это средняя скорость со всеми остановками и погрузкой/выгрузкой пассажиров, а так, как у нас, без остановок, скорость куда выше. Опять же, Имперская СБ и Отдельный корпус жандармов свой хлеб тоже не зря кушали.
Маша тем временем самым любезным образом дарила улыбки всем собравшимся царственным особам. Особенно ослепительной улыбкой была одарена французская августейшая семья. За что она была незамедлительно одарена в ответ.
У меня даже от сердца отлегло. Жизнь налаживается! Тем более что мы победили со счетом 3:2!
Наконец нас всех пригласили в вагоны. Понятно, что все три вагона спецсостава состояли из вагонов первого класса, и, конечно же, мы с самыми титулованными гостями ехали в первом вагоне.
Мы начали занимать места в украшенном флагами вагоне. Маша всё так же величественно оперлась на мою руку, присаживаясь в своё кресло. Держа свою каракошечку на руках, она почёсывала ей за ухом, та урчала, в общем, все были довольны.
Когда все расселись, я попробовал «невзначай» положить свою руку на её ладонь. Маша тут же высвободила руку со словами:
– Отпусти. Мне нужно приветствовать твоих подданных.
Она грациозно встала и подошла к открытому окну, очаровательно улыбаясь и осеняя присутствующих взмахом своей руки.
Плохо дело, раз «твоих», а не «наших». Очень плохо.
Делать нечего, встаю рядом с императрицей и также принимаюсь гонять воздух ладонью перед собравшимися. За нами последовали прочие монархи, вставая со своих мест.
Да уж, улыбаемся и машем.
Что ж так всё хреново-то?
Пишу это письмо уже после Олимпиады, короткие репортажи и заметки мои с которой печатали и «Нью-Йорк трибьюн», и «Вашингтон пост». Сейчас по трезвому разумению, успокоившись от убедительной победы американского спорта, как по золоту, так и олимпийским баллам, начинаю понимать, как провели нас ставшие вторыми хозяева Игр. От Единства выступало сразу четыре команды: России, Ромеи, Финляндии и Армении. И если сложить их результаты, то они по всем раскладам уверенно нас обошли. Но мы на них не в обиде. Да и если бы каждый штат выставлял отдельную команду, думаю, что остальной мир не смог бы нас догнать!
Впрочем, эта олимпийская практика явно несправедлива, и Германия уже поднимала в Олимпийском комитете вопрос, что если русским и англичанам можно будет и следующий раз выставлять несколько команд на Играх, то и они выставят команду от каждой германской монархии. А у немцев, в отличие от тех же Имперского Единства и Великобритании, на каждую такую монархию отдельный суверенный правитель, и справедливо чтобы одинаковый подход был для всех.
Собственно, после Великой войны Германия и Россия стали заметно дружны. Из-за океана мне были ясны экономические мотивы этого сближения. Но находясь в России, беседуя с русскими и немцами, которых и среди русских подданных много, да и сам русский император по крови чистый немец, я понял, что у этих стран есть глубокая идейная основа для сближения. Германская империя во многом служит образцом для происходящих преобразований в России. Полвека назад, после победы над Францией, союз германских монархий объединился в империю, избрав короля Пруссии своим ПРЕЗИДЕНТОМ и кайзером. В последующие годы правительство канцлера Бисмарка (который в молодости служил в русской гвардии!!!) провело много решительных прогрессивных реформ, названных даже «прусским государственным социализмом». Совпадение политики Михаила и её реализации после победоносной расширяющей границы войны с германской ситуацией и политикой 1870-х – 1880-х годов не может не поражать!
Не удивительно, что, как и германскую, российскую монархию некоторые авторы пытаются представить, как «социалистическую». Но даже первого непредвзятого взгляда хватит, чтобы не впадать в это заблуждение. При всей радикальности реформ европейских монархов по форме они консервативны и опираются не на новации и классы, а на традиции и на вышедшие из средневековья сословные корпорации. Могу отметить, что в михайловской России эта сословность, становясь менее закрытой, тем не менее скорее расширяется. Ни о каком исчезновении классов вопрос даже не ставится. Современное рабочее законодательство, попечение бедным и детям, развитие медицины и образования скорее происходит из православного аналога «Социального евангелия»[103] и стремится к гармонии, а не борьбе классов.
Император Михаил II, как добрый «отец отечества», действует вполне в духе гамильтоновского позитивного правительства[104], разумно и решительно функционирующего в интересах собственной нации против социального зла и ставящего эти интересы выше формальных законов. В Германии кайзера Вильгельма II мы имеем то же стремление, но более уже спокойное и зрелое. И не вина правителей в том, что интересы различных наций часто не совместимы. Но при этом эти нации стремятся к прогрессу, даже будучи сдержаны остатками феодализма.
В Германии и России видим мы ярчайший пример прогрессивистских монархий. И если пример Германии вдохновил Россию, то уже её пример на наших глазах поднимает знамя прогресса во многих монархиях Европы и даже в Азии. После Великой войны в Европе республиками остались только Швейцария и Сан-Марино, но дело демократии и прогресса побеждает и при монархиях.
– Итак, мы отложили нашу партию в шахматы. Появились ли за это время новые идеи, Хирохито-кун?