— Денег не хватит.

— А можно и без денег. Про ёбай слышал?

— Неа.

— Мне Окитсу рассказала. Новый обычай. Узнаешь в каком доме живет понравившаяся девушка и ночью прокрадываешься к ней в комнату. Будишь ее тихонько.

— И что дальше?

— Что, что… Овладеваешь ею.

— А если она крик поднимет?

— Не поднимет. Но ты на всякий случай иди голым. Воры голыми не ходят и если тебя поймают, то просто выставят за порог.

— А жениться потом не заставят?

— Не заставят. Ну, что, дамы, не пойти ли нам в спальные покои?

Айтака взяла Катсу за руку и провела его в комнату, расположенную в дальней части. Там уже горели фонарики и были расстелены футоны. Девушка рассмеялась, когда увидела, что его платье непроизвольно приподнялось. Она сняла кимоно и легла, вся раскрытая и горячая. Когда Катсу овладел ею, она простонала: «Пожалуйста, скажите хозяйке, как хорошо вам было мной».

После Катсу лежал совершенно расслабленный и рассказывал ей о себе. Смягченный актом любви, он поведал о дружбе с Набори, о своем отце, Дзироэмоне Кимуру, которого никогда не видел. Айтака прижала его голову к себе и гладила ее ласково и любовно. Ее груди заглушали его голос, она не все понимала, но ей было ясно, что он говорит с ней как человек с человеком. Как он отличается от бессердечных мужчин, останавливавшихся в чайном домике, которые использовали ее и отбрасывали, не считая человеком. Айтака была продана хозяину гостиницы еще в младенчестве и работала там с тех пор, как помнила себя. Она не знала своих родителей: это были бедняки, которым пришлось отказаться от ребенка, чтобы выжить. Она знала только грубость, презрение и насилие. Ее волновали новые для нее чувства. Девушка постаралась сосредоточиться на том, что говорил Катсу.

Она слушала его утонченную речь, так непохожую на грубые голоса, к которым она привыкла. Он был воспитанный человек, будущий студент и чиновник. Айтака вытянулась и тихонько, по-кошачьи мурлыкая, стала ласкать его. Вскоре его голос стал тише, и он опять повернулся к ней. Теперь он гладил ее, его ласки становились все более страстными, глубокими. Его пальцы залезали в самые потаенные уголки ее тела. Когда она слегка вскрикнула от наслаждения, он вошел в нее сильным движением, немедленно вызвавшим оргазм.

Посреди ночи раздались какие-то крики, разбудившие Катсу. Он вскочил на ноги и зажег свечку. Айтака также проснулась и села в постели, прикрыв грудь одеялом. Катсу натянул кимоно и заслонил собой девушку. Крики усиливались, в них вплелись женские голоса. Внезапно бумажное седзи порвалось и в дыру ввалился пьяный самурай. Он встал на карачки и его вырвало прямо на футон. Следом в дыру гогоча влезли друзья самурая. Тех хватали за рукава и пытались вывести из комнаты слуги и гейши чайного домика.

— Пошли прочь, скоты — разгневанный Катсу отвесил пьянице пинка.

— Как ты посмел, отрыжка кашалота! — пьяный самурай оказался вовсе и не так пьян. Он вскочил на ноги и ударил Катсу. На втором замахе в комнату ворвался Набори и ввязался в потасовку. Постепенно слуги разняли дерущихся и вывели всех во внутренний садик. Зажгли факелы.

Катсу присмотрелся к обидчику. Это был мускулистый самурай с ястребиным лицом, которое хорошо дополняли густые черные волосы зачесанные в хвостик. Он был одет в свободные штаны хакама и короткую куртку. Вокруг него толпились друзья в синих и зеленых кимоно со значками клана. Катсу узнал символику уничтоженного клана Симадза.

— Ты, сопляк, оскорбил меня! — прорычал самурай в хакамах — И должен понести наказание.

— Представьтесь — Катсу вытер кровь с лица и обвел взглядом дворик. Гейши и ученицы высыпали на галерею и с интересом разглядывали столпившихся мужчин. В одном из окон парень заметил встревоженное лицо Айтаки.

— Кагасуке Ивами. Ваше имя? — перешел на официальный тон самурай — Я требую поединка. Если у вас нет меча, то у нас есть на выбор.