Ну конечно. Если это его сестры, то я – его мама.

Хотя, судя по всему, они его раздражают, что бывает с настоящими братьями.

Кладу ключи со старомодными округлыми брелоками на стойку, затем распечатываю договор.

– Бассейн закрывается в десять, – уведомляю я. – Автоматы для льда и со снеками стоят между зданиями, а через дорогу есть прачечная. – Посмотрев на него, указываю ему за спину. – Стойка регистрации работает круглосуточно. Обращайтесь, если вам что-то понадобится. С вас двести восемь долларов сорок два цента, пожалуйста.

Но когда кладу на стойку договор и поднимаю глаза в ожидании его ответа, то вижу, что он даже не слушает меня. А смотрит на неоновую вывеску справа на стене в виде цитаты, написанной от руки: «Ну, они ничтожества по сравнению со мной и Билли…»

Строгое выражение его лица внезапно сменяется легкой улыбкой и удивлением вперемешку с замешательством, будто в его голове всплыло приятное воспоминание. Я перевожу взгляд на вывеску. Одержимость Дэнни музыкой девяностых годов – настоящее проклятие для меня на протяжении всего лета. Это цитата из песни Шерил Кроу, но я никогда не спрашивала подругу, что она означает, потому что знаю: она тут же врубит песню, заставляя меня страдать.

– Сэр! – зову я.

Мужчина моргает и поворачивается ко мне, медленно возвращаясь к реальности.

– Вы в порядке?

Он трясет головой и снова открывает бумажник.

– Сколько я должен?

– Двести восемь долларов сорок два цента, – повторяю я.

Он протягивает мне трехсотдолларовую купюру, и, хотя мы не принимаем купюры больше пятидесяти долларов, меня так нервирует огромная пачка в его бумажнике, что я решаю не возмущаться, молча забираю деньги и отсчитываю сдачу.

В ожидании документов мужчина барабанит пальцами по стойке, и через мгновение я понимаю, что он отбивает ритм песни The Distance группы Cake, которую включила Дэнни в вестибюле.

– О, не делайте этого, – протягивая сдачу, шучу я. – Этим вы поощрите владелицу. А я так стараюсь убедить ее, что этот плей-лист отпугивает клиентов.

Он забирает деньги и смотрит на меня.

– Музыка девяностых – лучшая. Это было время, когда люди говорили правду.

Я хмурюсь, но решаю не спорить. Он явно курил ту же гадость, что и она.

– Спасибо, – хватая ключи, благодарит он.

Я возвращаю ему удостоверение и провожаю взглядом, пока он не скрывается за дверью.