— Пошла прочь, псина! — отец Ансельм приподнял сутану и с отвращением отпихнул ногой ластящуюся к нему дворовую собаку, грязную, как черт, и нахальную, как все нищие попрошайки. Хотя нет, те будут понахальнее.

Собака поджала хвост и, оглядываясь и жалобно поскуливая, припустила прочь вдоль немощеной улицы бедного района, размытой недавним ливнем.

— Э-э, — поморщился отец Ансельм, задирая сутану еще выше и опуская худую ногу. Мерзкая грязь чавкнула. — За что мне это наказание, Господи?

— А ну, посторонись! — гаркнул левый из стражников, отстраняя копьем троих нищих. Двое поспешно отбежали и скрылись за углом ближайшей хижины, но женщина, облаченная в сущее рванье, пригнулась и скользнула к монаху.

— О святой отец! — воскликнула она, падая на колени и умоляюще протягивая руки.

Отец Ансельм отшатнулся, однако заметив наблюдавших за ним из подворотни еще двух оборванцев, жестом остановил кинувшихся было к нищенке стражников.

— Что тебе, дочь моя? — скроил брезгливо-скорбную мину отец Ансельм, оглядывая заляпанную грязью полу новенькой сутаны.

— Благословите!

— Но почему я? У вас есть свой монах.

Святому отцу вовсе не хотелось касаться жирных, свалявшихся волос женщины. Да и бледное, одутловатое, перепачканное сажей лицо не внушало ему доверия — вдруг какая заразная.

— Но вы святее! — выпалила женщина.

— Хм-м, — с этим отец Ансельм не мог не согласиться. Подумав, он осенил нищенку крестным знамением и не без колебаний возложил ладонь на ее голову. — Да прибудет с тобой Господь, дочь моя! Иди и не греши.

— Благодарю, святой отец! — восторженно взвыла нищенка, падая ниц. Брызнула жидкая грязь, и на сутане появилось несколько новых пятен.

— Ну, все, все, — отступил отец Ансельм, незаметно отерев ладонь о сутану. — Скажи мне, женщина, где живет колдун Корнелиус?

— Который заговаривает бородавки и лечит бесплодие? — подняла голову нищенка.