Снова тишина. Потом раздался треск, слабое гудение и щелчок — автоматические ворота открылись.

— Заходите.

Доберманы подозрительно посмотрели на меня желтовато-карими глазами. Один из них злобно оскалился.

— Отзовите собак, — попросил я.

— Все в порядке. Проходите.

Откуда-то с подъездной аллеи, скрытой за деревьями, кто-то пронзительно засвистел, и обе собаки помчались к дому.

Я открыл ворота и вошел. Юджин поднял большие пальцы вверх в знак одобрения. Я зашагал по направлению к главному зданию с резными арками, смутно чувствуя, что за мной наблюдают, но не в силах понять, откуда. Почти все лакированные ставни были закрыты, чтобы в дом не проникало полуденное солнце. Миновав заросли эвкалиптов и живую изгородь из гибискуса, я увидел мужчину, который стоял, опираясь на причудливые железные перила балкона. Когда я добрался до дверей, то снова поднял голову, но мужчина уже исчез.

На деревянной двери висел латунный молоток в форме головы грифона с крючковатым клювом. Я трижды постучал и услышал, как с той стороны кто-то шагает по мраморному полу; в ту же секунду дверь отворилась достаточно широко для того, чтобы я мог заметить убранство прихожей.

Я легко узнал Фредерикса. Он был младшим из этой парочки — средних лет, очень полный. Я задумался, не накрашены ли его румяные щеки и не парик ли его тронутые сединой волосы.

— Мистер Фредерикс… — сказал я, протягивая руку. Его ладонь была вялой, влажной и холодной на ощупь, как рыба, только что вытащенная из воды.

— Гарт Хенсон? — Он подозрительно заглянул мне за плечо, ожидая увидеть там Юджина. — Мне не хотелось бы, чтобы этот ирландский варвар пробрался следом за вами.

Как он узнал, что мы с Юджином приехали вместе? Но прежде чем я успел спросить, мистер Фредерикс развеял мои сомнения:

— С балкона мы можем наблюдать за дорогой. Никто не приблизится к вилле «Мимоза» незамеченным.

Зачем двум престарелым гомосексуалистам такие предосторожности? Но спрашивать я не собирался. Он провел меня через прихожую, выложенную черно-белой плиткой и уставленную керамическими кадками с пальмами и папоротниками, и мы вышли в прохладный, тенистый внутренний двор. Под грушевым деревом я увидел стол со стеклянной столешницей на белых витых ножках и два кресла. Стол украшала ваза с желтыми и белыми маргаритками; на подносе стояли два стакана и кувшин с холодным чаем, в котором плавали ломтики лимона.

Фредерикс не тратил времени даром.

— Что вы хотите? — спросил он, неторопливо наливая чай.

Я понял, что моя речь должна звучать убедительно.

— Я только что приехал и очень удивился, узнав, что Джона отвезли в афинскую клинику. Мы давно дружим, и вдобавок оба художники. Я просто подумал — может быть, вы расскажете мне, что случилось, и…

— Позвольте освежить вашу память, мистер Хенсон, — быстро перебил меня Фредерикс. — Вы пробыли на Миконосе целых две недели. Мы уже встречались, хотя и ненадолго. Вспомните инцидент с вашим другом, Юджином О’Коннором, и коллекцией монет.

Я призвал на помощь все свои дипломатические способности. Фредерикс был человек обидчивый, поэтому следовало действовать деликатно.