На улице было очень светло — точь-в-точь как мне помнилось. Знаменитое греческое солнце, о котором писали и говорили веками. Многие художники пытались передать его удивительную прозрачность, называя этот свет «смягчающим». Говорят, если прожить под солнцем Греции достаточно долго, то можно стать лучше с этической точки зрения: будешь склонен сглаживать неловкости человеческих взаимоотношений вместо того, чтобы поддаваться невротическим импульсам. Мне нравится греческий подход к жизни — вино, музыка, танцы. Все дионисийские качества выходят на свободу.
Неуправляемая толпа разгоряченных туристов толкалась и пихалась, стоя в длинной очереди за несуществующими такси. Я уже освоился на острове и хорошо знал, что делать, — миновать толпу, немного спуститься по улице и помахать приближающемуся такси. Очень приятный пожилой шофер увидел поднятую руку и остановился. Он взял мои вещи и сложил их в багажник с неисправным замком, перевязанный куском старого телефонного провода.
«Добро пожаловать в Грецию, — подумал я. — Все сломано, но почему-то работает».
Такси ехало по узкой извилистой дороге по направлению к пляжу «Парадиз», а я постоянно думал о том, насколько я далек от доверия к Андерсену, и гадал, во что меня втянули. Конечно, всегда приятно вернуться на Миконос, но относительно данной поездки меня по-прежнему не покидало дурное предчувствие. Может, все дело в моей плохой карме?
Бесплодные полоски каменистой земли только усугубляли мрачное настроение. «Мне нужно подбодриться», — настраивался я мысленно. Огибая маленькую деревушку, мы увидели толпу одетых в черное людей, стоящих вокруг повозки, запряженной лошадью.
— Что там такое? — спросил я у всезнающего таксиста.
— Pethani… Кто-то умер, — равнодушно ответил тот, указывая на небо.
Я откинулся на спинку сиденья, чувствуя себе еще более подавленным от увиденного, чем прежде.
Когда мы достигли вершины, перед нами открылся великолепный вид: белые песчаные пляжи, оттеняемые сияющим, бирюзового цвета морем. Но отчего-то моя радость была омрачена. Я бесстрастно рассматривал морщинистую, обожженную солнцем шею таксиста.
Я попал в беду и знал, что нужно выбираться. В конце концов, я на солнечных островах Греции. Чего еще можно желать?
Дорога, ведущая к пляжу «Парадиз», была неровной и извилистой, усыпанной галькой и обломками скал, что делало ее крайне небезопасной для ночной езды. Огромное облако коричневой пыли тянулось за скрипучим, потрепанным временем и непогодой такси серого цвета, пока мы спускались по голому склону.
Пляж «Парадиз». Шестисотметровая полоса ослепительно белого песка, сплошь занятая обнаженными и полуобнаженными любителями солнечных ванн. Неподалеку находились две наспех сооруженные из досок и бамбука закусочные и битком набитый бар.
Излюбленное местечко богатых туристов — по большей части гетеросексуалов или людей нормальной ориентации, никаких специфических правил поведения здесь не существовало. Чуть ниже по шоссе, на пляже «Суперпарадиз», ситуация была совсем другой. Там отдыхала безумная толпа геев. В «Суперпарадиз» можно было наткнуться на что угодно — от прилюдного орального секса до откровенной содомии. На Миконосе правило «живи сам и не мешай жить другим» было неписаным законом как для местных, так и для туристов.
Фредди, тощий седобородый владелец кемпинга, выскочил поздороваться со мной, когда такси подъехало к воротам. Он сдавал внаем комнаты и палатки. Очень подвижный и моложавый для своих шестидесяти лет, он превратил это безлюдное место в один из самых популярных пляжей в мире.
Широко улыбаясь, Фредди раскрыл мне объятия, как только я вылез из такси.
— Гарти… рад снова видеть тебя, — сказал он, обнимая меня и ласково целуя в обе щеки.
— Погоди, погоди, Фредди, старина. Прибереги поцелуи для своих приятелей в «Суперпарадиз».
— Всегда ты шутишь. — Фредди засмеялся и взял мой багаж.
— А где этот ненормальный ирландец?
Фредди помрачнел.