– Как сценарист я не вижу проблем…

Он резко меня оборвал:

– Вы не Поводырь. В данном качестве вы нам, к сожалению, не подходите. Но наше сотрудничество все равно может быть плодотворным, просто в иной форме и на иных условиях. Мы это обсудим, только, пожалуйста, перестаньте дергаться в кресле, вы мешаете тем, кто сзади.

Осторожно, чтобы никому не мешать и, главное, чтобы снова не ощутить эту свою отвратительную желеобразность, я повернул шею и посмотрел назад. Там был еще один ряд красных кресел. В креслах сидели люди.

У женщины прямо за мной был мокрый, раскрытый рот с белой гадостью в уголках и темные глазки-буравчики. Своими буравчиками она смотрела вперед, кажется, сквозь меня, и легонько покачивалась из стороны в сторону. Слева от нее совершенно неподвижно сидел прыщавый подросток в очках; его глаза за толстыми линзами казались огромными и слегка удивленными, но в целом бессмысленными. Он не моргал. Справа от тетки ритмично похрипывал бледный, с мучнистым лицом индивид; из носа его свисали какие-то трубки… Рядом с ним – девушка. Спутанные желтые волосы, сильно отросшие корни. Лицо этой девушки и лица всех остальных, кто сидел в заднем ряду, я не успел разглядеть, потому что свет вдруг погас.

Креативный продюсер плюхнулся в кресло рядом со мной и стал ковырять экран своего планшета.

– Я предлагаю вам стать членом нашей замечательной фокус-группы, – доверительно шепнул он мне в ухо; изо рта у него пахло чем-то застарело-аптечным – а может, морскими водорослями. – Уверен, что вам понравится. Отличная команда. Креативная работа. Важнейшая миссия. Трехразовое питание…

Указательным пальцем он корябал на экране какую-то сложную закорючку в режиме «дзен браш».

– …Только в следующий раз сядете во второй ряд вместе со всеми. В первом у нас вип-места…

Пару минут мы сидели практически в полной тьме. Я видел только этот серебристый прямоугольник и указательный палец, выводивший тонкий черный иероглиф. Как росчерк бога. Как след изысканной водомерки на поверхности ртутного озера…

И до того – да, до того, как перед нами зажегся большой экран и креативный продюсер вывел на него картинку с планшета, и до того, как он озвучил тему просмотра, – я понял смысл этого великого знака. Я все вдруг понял – и этот знак, и другие, и боль их формы, и судьбу изогнутых линий, и суть их Проекта.

Я аплодировал, я смеялся и плакал – вместе с другими из фокус-группы. Я был так счастлив. Я шепнул продюсеру в ухо:

– Я понял.

– Я вас услышал, – сказал продюсер в ответ и поднялся с кресла.

Он уходил, он хотел уйти, а я хватал его за рубашку и кричал «Понял! Понял!» – пока меня не оттащили ребята из фокус-группы…

Я в фокус-группе. Мое место – во втором ряду, третье справа. Нас кормят три раза в день. Еду привозят на таких специальных тележках, как в самолете. И пластиковые упаковки – они тоже как в самолете. Когда я ем, я представляю, что лечу на луну. Моя луна похожа на круглую льдину, плывущую по черному небу.

Обычно нам дают лежалое мясо, креветок, насекомых и их личинки. На третье дают настойку.

Спим мы кто где. Лично я сплю прямо здесь, в зале. А у ходячих есть свои комнаты, они уходят туда по ночам.

Когда наступает ночь, звучит специальный сигнал. Иначе нам не понять, что день уже завершился, ведь шторы всегда задернуты.

Нам каждый день показывают какие-то кадры или даже целые сцены, а мы реагируем. Реакция фокус-группы чрезвычайно важна для продюсера и для директора.