Вот это поворот! Что-то я не помню, чтобы мы с Алёной ругались, да ещё и так сильно. Она была девушкой яркой, но тщеславной и прощала мне богемный образ жизни писателя, ради знакомств, которыми можно было хвастаться перед подругами и интересных событий, на которые у меня всегда были приглашения.
Алёна меня бросила значительно позднее, когда я уже стал инвалидом, а следовательно «бесперспективным».
Честно сказать, я вздыхаю с облегчением. «Баба с воза, кобыле легче». Я помню, что у нас с ней так ничего и не получилось. Пусть виной всему и был тот злосчастный случай в Крыму, но всё-таки обида на Алёну преследовала меня очень долго. А так, переживаний от разлуки никаких. Посторонний, почти забытый человек.
В рассуждениях о внезапно бросившей меня подруге из прошлого, я как-то привыкаю к окружающей меня действительности. К молодому телу, к моей старой квартире, к яркому и тёплому солнцу за окном. Не похоже это всё на бред умирающего мозга. Слишком подробное.
И вообще, вдруг это не глюки, а что-то совсем иное? Второй шанс, реинкарнация, путешествие в прошлое, не знаю. Но в любом случае раз уж этот самый второй шанс мне выпал, то грех им не воспользоваться.
А еще, прощальное письмо Алёны подсказывает мне две вещи.
Какая сейчас дата и самое главное, какие у меня нынешнего планы на следующие несколько месяцев.
Мне же издательство заказало роман о виноделах! И именно сегодня я приглашён в «Прагу», на закрытую дегустацию новинок крымских заводов, которую организовали для чиновников из Мосторга и директоров ресторанов.
Я очень хорошо помню это время, и сейчас словно сверяю свои новые чувства с воспоминаниями. Тогда всё считалось таким обычным, а сейчас самое простое действие кажется мне удивительным.
Щёлкаю оконным шпингалетом, и в комнату врывается шум московской весны. Несмотря на календарь, лето уже практически вступает в свои права. На улице очень солнечно и столбик термометра замер на отметке 24 градуса, и это в тени! Погода ясно даёт понять, что одеться мне нужно легко.
В одних трусах и майке-алкоголичке, даже странно, что в молодости, а сейчас мне всего 25, мне нравилось носить их, я прохожу в кухню.
Хоть Алёна в своей записке и написала, что я пришёл вчера домой пьяным, но сушняка или головной боли совершенно не чувствуется. Вот что называется — повезло.
Зато желание своими руками приготовить завтрак и заварить чай, желательно с травами, чабрецом или зверобоем, у меня огого какое сильное! Как-никак я этих радостей, которые другие люди и за радость-то не считают, был лишён очень и очень долго. Так что наслаждаюсь этими простыми вещами, даже боясь в глубине души, что меня реанимируют и вернут в постылое будущее.
С квартирой мне откровенно повезло, как и со многим другим, на заре моей писателской жизни. Складывается впечатление, что судьба щедро раздавала мне авансы, чтобы потом, буквально за несколько дней всё отобрать.
Свой первый сборник рассказов я опубликовал в 17 лет. Вряд ли его заметили из за больших художественных достоинств. Скорее заинтересовались самим автором. Упрямый и пробивной мальчишка-детдомовец, без знакомств и связей поступивший в Литинститут имени Горького.
Самым молодым членом Союза Писателей я не стал, оставив пальму первенства 19-летнему Евтушенко, но в двадцать один год уже обзавёлся заветной корочкой. В отличие от избалованных «коренных москвичей» я хватался за любые заказы издательства. Писал повести о хлеборобах и мелиораторах, спортсменах и манекенщицах.
Мне были интересны люди, как таковые. Их мотивы, поступки и психология, и это прекрасно пересекалось с другим моим увлечением, которое позволяло жить не только безбедно, но порой и с шиком.
Когда я защитил диплом, и прав на пребывание в ВУЗовской общаге не стало, оказалось, что собственной жилплощади я не имею. Как раз в ту пору я закончил повесть о монтажниках высотниках, тех самых, что «не кочегары и не плотники», обогатившую Литфонд сразу на несколько десятков жилищных ордеров.
Начальство оценило мои успехи, и неожиданно для самого себя, из обшарпанной комнатушки на четырёх человек я переехал в новую двушку на Калининском проспекте, с отдельным, как и положено писателю, кабинетом в двадцать квадратных метров.