Мухе возвращаю его расписку, которую он немедленно рвёт на мельчайшие кусочки. Алла и Игорь получают по тысяче рублей. Деньги огромные и глазки девушки тут же загораются жадностью, а Игорёк просто хлопает ими, никогда не видевший за раз такую кучу денег.

— Положи на книжку, — советую ему, — иначе улетят, не заметишь как.

Борец кивает, но видно, что он уже готовится любоваться тем, как они «улетят», благо мест, чтобы спустить капиталы в Ялте достаточно.

Также демонстративно отсчитываю тысячу себе, на «оперативные расходы», а всё остальное, около 14 тысяч рублей отправляю почтовым переводом в детский дом в Пскове. Тот самый, про который мне подсказал налётчик с сиплым голосом. А может, и не в тот. Главное, на полезное дело деньги пойдут.

Нарочно делаю это при всех, чтобы в голову моим компаньонам не лезли дурные мысли, насчёт того, где я деньги спрячу, и как их у меня в случае чего «вытащить». «Золотая лихорадка», штука скверная и лечить её надо на корню.

— Ну а теперь, отмечать! — провозглашаю я, и мы вчетвером идём в «Тавриду», всё туда же на Набережную.

Душа требует праздника, не клоунского, игрового, который мы закатили с Аллой вчера, а именно расслабления после чудовищного стресса. Это со стороны могло показаться, что я не нервничал, на самом деле ого-го как.

Ресторан дорогой, с претензией на элитарность. Оркестр играет джаз. Мы поднимаем бокалы «за успех» и «за новые начинания». Затем Муха от облегчения, что вернул свою жилплощадь, переходит на крепкое. Никто ему не мешает и не осуждает. Игорёк увлекается закусками.

Мы с Аллой несколько раз выходим танцевать, делает это она умело и с удовольствием, да и я стараюсь не отставать, хотя за годы колясочной жизни и подзабыл, как это правильно делается.

После компания сама собой рассасывается. Игорёк берётся довести Муху до номера и «навалять любому по пути, если чё». А мы с Аллой долго стоим у каменного парапета, слушая почти невидимые в темноте волны и вдыхая их запах.

Старший следователь Симферопольского ГУВД Виктор Болотин терпеть не мог гостиницы. Нет в них ни бдительных пенсионерок, ни забивающих во дворе «козла» мужичков, ни молодых мамаш с колясками, часами кружащих возле подъездов.

Сплошное безразличие к окружающим. В соседнем номере убивать будут, никто не почешется. Что, собственно, и произошло.

— Отпечатки взяли? — переспросил он у молодого очкастого криминалиста, просто чтобы с чего-то начать беседу.

— Где? — вздохнул тот. — Тут двор проходной.

— Чашки, стаканы, личные вещи… что я тебя учить буду? — разозлился Болотин и прошёл дальше в номер. — Все здесь?

— Ещё один в соседнем номере, и двое этажом ниже, — сообщил коренастый, усатый опер, подглядывая в блокнот, — мужик и баба, возможно, семейная пара.

— Возможно? — удивился следователь.

— По документам, да, — объяснил опер, но документы у всех липовые. — Этим все шестеро друг с дружкой связываются в одну группу. Ну и гостиничные говорят, что их видели вместе. Приехали в одно время, проживают тут две недели, проживали, то есть, — поправился он.

Представительного вида мужчина сидел на стуле. Он был раздет до пояса, руки связаны за спиной, голова бессильно свесилась на грудь. Верхняя часть тела была в порезах и ожогах, очевидно, перед смертью его пытали.

— Это же «Адмирал»! — воскликнул Болотин.