Словно подхватив слова Лусии, прогремел удар грома, и в доме задрожали стекла. И почти сразу по ним плетью хлестнул косой дождь.

– Он врожденный манипулятор, – продолжала Лусия, – и достиг высокой зрелости в искусстве фальсификации. Он широко пользуется своим обаянием в близком кругу – например, среди учеников, – чтобы нащупать дефекты людей, их слабые места. Его натура и то окружение, в котором он рос, сделали из него хищника. Он охотится. Убить двоих людей среди бела дня и устроить из тел мизансцену – дело не из легких. Но у него талант на такие вещи. К тому же он эстет. Эрудит. Для убитых он желает красоты. Желает придать убийству смысл… А кстати, почему именно «Метаморфозы», Альфредо?

Пенья разгадал ее замысел. Лейтенант всячески льстила раздутому «эго» Гюэля, который с равнодушным видом наблюдал за обыском. Она надеялась, что интеллектуальное тщеславие заставит его отреагировать. Однако на этой стадии допроса шансов у них было мало. Слишком рано. И Лусия это понимала. Но таким образом, чередуя то жар, то холод, они дестабилизировали его, готовя почву для завершающей атаки.

– В конце концов, что такое мораль, как не серия обусловленных правил приличия? Верно, доктор? – продолжила она тем же тоном. – Правил, созданных для того, чтобы предпочесть слабых сильным. Что вы на это скажете, доктор? Природа более честна и более жестока: в ней нет места слабым.

– Разве это звучит не по-ницшеански, доктор? – подначил его Пенья, в надежде, что Гюэль, уязвленный в своей университетской гордыне, откроет рот хотя бы для того, чтобы поставить на место этих двух жалких полицейских, изображающих философов.

Но тот хранил молчание.

– Дышите глубже, доктор, – ободряла его Лусия. – Расслабьтесь. Я чувствую, что вам не по себе. У вас стресс?

Пенья подумал, что Гюэль уж никак не выглядел как человек в состоянии стресса. Но все некстати поданные реплики, видимо, начинали его раздражать, хотя он и не подавал виду. Снаружи завывал ветер, с какими-то кошачьими воплями носясь вдоль улиц.

– Я думаю, что одинокая жизнь сгубила ваш мозг, – сказала Лусия, после мягких увещеваний вдруг перейдя на более жесткий и обидный язык. – Я полагаю, что с женщинами у вас ничего не выходит и вам не удается их удовлетворять… Все эти девчонки с факультета, которые вас обожают, доводят вас до сумасшествия, но у них нет ни малейшего желания спать с…

– Мы нашли клей! – раздался вдруг голос с другого конца квартиры.

Ариас…

Все поспешили на голос. Маленький кабинет без окон был завален бумагами и книгами, громоздившимися в беспорядке на этажерках и на мебели. Пахло пылью и затхлостью закрытого помещения. Маленький шкафчик был отодвинут от стены. Лусия наклонилась.

В стенной нише лежали шесть больших тубусов экстра-сильного клея.

О боже… Лусия на миг застыла, глядя перед собой, потом встала и направилась через всю квартиру прямиком к Гюэлю. Видимо, он уловил, что что-то изменилось, потому что, следя за ней глазами, чуть нахмурился.

– Мы нашли клей, – с торжеством объявила она, внимательно наблюдая за его реакцией. – Даю руку на отсечение, что анализ подтвердит: это тот самый клей, которым моего напарника приклеили к кресту… и которым склеивали супружеские пары в Сеговии и в Бенальмадене…

Она вдруг почувствовала внезапное волнение. Стоя перед ними, Гюэль, казалось, вот-вот заговорит. Но губы его были крепко сжаты. И снова наступило молчание.

Они не спешили прерывать это молчание. Фрукт дозрел… и был готов упасть… Иногда стоит потратить лишнее время, чтобы добиться своего.

С улицы раздался еще один раскат грома. На город лились потоки воды, прорезанные молниями.

– Вам следовало бы… – заговорила она наконец.

И вдруг осеклась: Гюэль поднял руку, останавливая ее.