— Как ты? — спросил мой несостоявшийся даже в мечтах «супруг».

— Не считая того, что я слишком мало спала, и мне пришлось смотреть мелодраматичную ерунду — вполне сносно.

— Выглядишь хуже, чем рассказываешь, кроха, — пошутил он, но как-то без энтузиазма.

Вне офиса и в простой (хоть и дизайнерской) водолазке и джинсах Егор не казался чопорным и требовательным, но по-прежнему не отказывал себе в удовольствии говорить ровно то, что думал.

Шеф вообще никогда не использовал полутона и полумеры, просто презирал всё, сделанное недостаточно хорошо и ответственно. Он честно говорил о том, что думает, и вопросы задавал прямо, а мнение своё высказывал не щадя чувства людей.

Мне это нравилось.

— Ненавижу когда ты меня так называешь. Два года прошло, даже больше, и…

— Но ты все та же растрёпанная девчонка с копной волос распущенных по плечам и резинкой на руке, которой почему-то никогда не пользуешься, — своим указательным пальцем он сделал дугу от моей головы к кисти, а потом неожиданно схватил розовую полоску на запястье, оттянул в сторону и резко отпустил. Кисть обожгло, и я зашипела.

— Ай! Сволочь!

— Благодарю.

— Вот же, — я одёрнула руку и потёрла место, где всё еще немного жгло от хлесткого удара. Урона, конечно, никакого не было, но исключительно сильно бесил тот факт, будто он знает меня лучше, чем я сама.

Снова.

Я схватилась за кофе, села напротив Егора и маленькая кухня погрузилась в недолгую, но спасительную тишину.

За окном еще было темно — слишком рано, чтобы солнце попыталось осветить серые городские дворики. Начало января выдалось удивительно снежным и это могло бы сделать Москву сказочно красивой, но лишь на несколько недолгих часов, пока городские службы не начинали разбрасывать реагенты и песок, уничтожающие сверкающее белое полотно, превращая его в отвратительные глыбы и коричнево-черное месиво.

Было до странного неуютно и тревожно с ним наедине в моей квартире.

Второй раз.

Егор осматривал небольшой кухонный гарнитур, где стояли тостер, кофемашина и открытый рядом с ней пакет зернового кофе, чайник и набор приправ, который выглядел так, будто бы им никогда не пользовались. Он задержал взгляд на холодильнике со множеством магнитиков из разных стран и городов, несколькими записками о чем-то не самом важном, и парой фотографий, слишком личных, даже для того, чтобы быть опубликованными в социальных сетях.

— Честно говоря, не представляю тебя хлопочущей на кухне.

— И не представляй, я не люблю готовить. Готовка отвечает мне взаимностью, поэтому любая попытка превращается в катастрофу и заканчивается в кафе.

— Зато ты любишь танцевать, — заметил Егор, и я машинально кивнула.